Как я стал женщиной

Тиресий, гражданин Фив за святотатство был превращен в женщину; вновь стать мужчиной ему удалось спустя много лет.

Между Богом и Сатаной возник спор: кто получает большее наслаждение при половом общении - мужчина или женщина. Рассудить они просили того, который сам испытал свойства обоих полов. Бывший мужчина, проживший ни одну жизнь женщиной, ответил, что испытываемое женщиной наслаждение в десять раз превышает ощущения мужчины.

Наташа мне все-таки дала, вернее сказать, не то, чтобы добровольно дала - она активно сопротивлялась, пока я не заломил ей руки за спину. Многое она мне позволяла: можно было гладить ее во всех местах; расстегивать лифчик и, выпростав на белый свет, сколько угодно ласкать ее груди; даже в ее трусики проникали мои шаловливые руки. Но вот снять с нее последнюю защиту и все такое дальнейшее... ни-ни, "мама не велит". А мама у нее была характера крутого. Она воспитывала дочку без мужа, который давненько сбежал, ославив брошенную жену колдуньей и ведьмой. Впрочем, соседи были о ней такого же мнения.

Что привлекала Наташу, ученицу десятого класса, ко мне - студенту? Свою невинность она где-то потеряла еще год назад, скорее из любопытства, чем по неосторожности. Она говорила, что все одноклассники ей скучны, а со мной интересно. Отчасти она лукавила. Ее сочное тело явно просило мужской ласки, которую и получало при наших свиданиях. И то сказать, с одноклассниками можно было обжиматься на лестничной площадке или вечером на скамейке за школой - никакого комфорта. А у этого студента в полном личном распоряжении однокомнатная квартира, подаренная "предками".

Ну, а я? Я тоже не девственник, имел бурное сексуальное похождение с фельдшерицей, когда первокурсником отдыхал у родичей в деревне. Что же касается Наташи, то любовная игра доставляла удовольствие обоим, но в перспективе было желание трахнуть ее по полной программе.

В тот день мы баловались в моей холостяцкой однокомнатной хрущевке. Усадил девицу на колени, стащил с нее кофточку и, вообще, заголил до пояса. Груди у нее, что на взгляд, что на ощупь, восхитительные. Надо сказать, что в этот день она позволила мне больше обычного и тем спровоцировала.

Наташина голова лежит на моем плече, она глазки закрыла и тихонько охает, когда я целую сосочки. Что ни говори, а не белоснежные полушария девичьих грудей смотрятся восхитительно. Но нужно добираться до нижних полушарий. Наташенька ложится животом на стол и позволяет закинуть ей на спину подол юбочки. Колготки телесного цвета, маленькие трусики с цветочками. Увлеченно мну ее ягодички, потом запускаю руку под резинку и добираюсь до влажной щелки.

Обычно дело кончалось тем, что мы оба достигали оргазма, и я спускал ей на спинку или между грудей. Но сегодня решил добиться конечной цели. Наташа громко стонет от удовольствия, но двумя руками держится за резинку трусов: "нет, нет, не снимай, не надо"! Ну, сколько можно надо мной издеваться. захватил пальцами колготки и прорвал в них солидную дыру прямо против ее щелки, сдвинул в сторону полоску трусиков. Наташа бросила оборонять резинку и прикрыла ладошками дырку на колготках. Тут я и завернул ее руки на спину и сжал тонкие запястья одной рукой. А второй подхватил свой член и вставил куда следует...

Наташа закричала в полный голос:

- Не надо! Сегодня нельзя, ребенок будет!

- А зачем дразнила меня? - отвечаю. - Удовольствие хотела получить, вот и получай, работай попкой.

Она и начала работать: то под себя ее подожмет, то навстречу мне подается. Неплохо получилось. Только эта дурочка не догадалась порванные колготки надежно спрятать. Нашла их мамаша и быстренько вытрясла из доченьки всю правду и даже сверх того. У Наташи получалось, что она не хотела, а я взял ее силой.

Утром выхожу из дома, а мамаша меня на лавочке дожидается, кипит праведным гневом.

- Вы Долгих Виктор? - спрашивает. И, получив подтверждение, обрушилась на меня. - Позавчера вы изнасиловали мою дочь.

Но я уперся - знать ничего не знаю, ничего у нас не было и, вообще, где свидетели? Задохнулась она от возмущения и говорит:

- Верно, нет у Бога управы на насильника, так пускай темные силы его накажут. Будут тебя ебать всеми способами и во все дырки, испытай на себе, каково девушке бывает под мужчиной.

Встала и ушла. Я не голубой и с чего это мужчины будут меня иметь во все дырки? Пожал я плечами и отправился в свой институт. День прошел нормально, вечером с ребятами пивка попили. Пришел домой и спать завалился. Завтра как ни как выходной.

ПРЕВРАЩЕНИЕ ПЕРВОЕ

Утром разбудил меня переполненный мочевой пузырь. Еще не проснувшись как следует иду в туалет, запускаю руку в трусы и не нахожу своего члена... Под рукой выпуклость волосатого лобка и ничего больше. Шарю ниже и убеждаюсь в отсутствии мошонки с яйцами, зато вниз от лобка уходит щелка-складочка. Исчезло куда-то мое мужское хозяйство. Очумело гляжу на свое отражение в зеркале и вижу, что майку на груди топорщат два холмика. Елки зеленые!

Сдергиваю трусы и майку, удивленно разглядываю небольшие титьки, волосатый лобок; поворачиваюсь к зеркалу боком - и вижу не плоский мужской зад, а пухленькую девичью попку. Кладу на пол зеркало, приседаю, разведя бедра, и вижу в нем отражение настоящей женской пизды! Нет сомнения, у меня присутствуют все женские признаки. Что это, моя душа теперь в теле какой-то женщины? Но вот на правом плече моя приметная родинка, вот шрам на указательном пальце левой руки, это я порезался еще в детстве. Значит это мое тело, но оно стало женским.

Возвращаю зеркало на стену и внимательно рассматриваю свое отражение. А отражается в нем голая девушка с узенькой талией и широкими бедрами. Мысленно оцениваю себя: "фигура, как у гитары, вернее как у скрипочки - широкая внизу, потом перехват и снова расширение в плечах". Волосы не очень длинные, связаны на затылке в хвостик, на лбу челка до самых бровей. Лицо и мое, и не мое. Многие черты узнаются - цвет глаз, белесые брови, форма нос - но все они более тонкие, девичьи. Ничего личико, симпатичное.

И страшная мысль: "проклятая колдунья наказала за свою дочку, превратила в женщину". Я без напряжения помню всю свою мужскую жизнь: школу, институт и деревенскую фельдшерицу, и как забавлялся с Наташей, а потом трахал ее. А теперь я кто? Как меня зовут, учусь я или работаю?

От растерянности трогаю рукой свои титьки - оказывается это приятно; погладил пухлую ягодичку - тоже приятно. Вот, оказывается, что чувствуют девушки, когда их гладят по попке или мнут груди. Как дурак тискаю руками свои такие плотные, тугие сиськи с бледными ореолами вокруг розовых сосочков.

С трудом подавил возникшую в душе панику и начал осматривать жилище. Квартира, несомненно, моя. Вот мой стол, возле которого трахал Наташу, шкаф, диван, на котором я сплю. Из новых вещей только большое зеркало трюмо в углу. Но в шкафу женская одежда, в ванной и под зеркалом набор женской косметики, в прихожей женские туфли и босоножки. На вешалке женский плащ и модная куртка.

Разыскиваю в столе паспорт и читаю: кто же я теперь, одновременно в голове просыпаются дополнительные сведения о моем девичьем прошлом. Зовут меня Наташа (вот проклятая колдунья - оставила памятку о своей доченьке!) , образование среднее, возраст двадцать лет, работаю секретарем у шефа крупной оптовой фирмы. "У, поганая ведьма, секретуткой меня определила"! Это что же, шеф меня трахать будет в своем кабинете? Нет уж, не дамся, что я голубой гомосек что ли!

Стоп-стоп, я ведь девушка и никакие гомосексуальные наклонности тут ни при чем. Девушки для того и существуют, чтобы их трахали. И чтобы они замуж выходили и детишек рожали. Что же получается: предстоит мне когда-то выйти замуж, под супругом ляжки раздвигать и рожать детей? Ужас какой!

Нет, не хочу! Я же мужчина... Впрочем, какой ты мужчина, ты девушка и предстоит тебе женская доля. Все известно заранее: будешь ты мужа искать, стараться охмурить какого-нибудь получше. Для этого потребуется потенциальных женихов привлекать и нарядами, и телом; улыбаться зазывно, попой вертеть, прелести свои демонстрировать. А выйду я замуж и потом всю жизнь буду квартиру убирать, стирать, вкусно готовить и по первому требованию под мужа ложиться. Будет муж меня ебать.

А если я не хочу, если я сегодня устал, что тогда? Меня же никто никогда не ебал, ни в задницу как мужчину, ни в качестве женщины. Все равно нужно будет мужу уступать. Неужели придется у него член сосать? Наполнит муженек мой животик спермой и буду я беременный. Или надо говорить беременная - тело то женское. В женскую консультацию буду ходить, ноги раздвигать-задирать в гинекологическом кресле. Говорят, беременных все время тошнит. Буду я толстый, с большим животом, а потом я рожу ребенка и будет он мою грудь сосать.

Вообще-то, хотел бы я знать: я еще целка или нет?

Чтобы успокоиться, я занялся ревизией гардероба, перемерил всю одежду. Трусики такие маленькие, что попу плохо закрывают, но надел их легко. А с бюстгальтером провозился долго, никак не мог на спине пуговки застегнуть. Нужно будет потренироваться. Кофточки симпатичные и размером в самый раз, но юбку, оказывается, нужно через голову надевать, через мои широкие бедра она не пролазит. Очень понравилось одно платье: зеленое, длины средней, а расстегивается спереди от горла до подола. И черные большие пуговки на нем такие симпатичные. Еще имеется строгий брючный костюм - видимо я надеваю его, когда иду на работу в офис. Примерил: сидит на мне хорошо, только зад сильно обтягивает, попа кажется оттопыренной. Это для кого же я должен демонстрировать свои прелести, уж не для шефа ли?

 

В примерку вторгается звонок мобильного телефона. Кого это нелегкая принесла?

- Слушаю. - Мой голос непривычно высокого тона, настоящий женский голос.

- Наташа, это я, Максим. Как насчет прогулки в лес? Я взял машину шефа и через полчаса буду у тебя.

Это что еще за Максим отыскался - жених, бой-френд или просто знакомый парень. И какие между нами отношения, как далеко они заходят? В полном смятении чувств начинаю собираться. Нужно сменить лифчик на более закрытый, вдруг он к моим грудям полезет. Надеваю белую кофточку. Ну, зачем у нее спереди застежка - будто нарочно девушки такое носят, чтобы мужская рука пролезла за пазуху! Обряжаюсь в брючный костюм, подкрашиваю карандашом брови (не совсем хорошо получилось) , надеваю модную куртку. Она наполовину прикрывает ягодицы, и попа не кажется такой оттопыренной. Все пошел на свидание, или все-таки на свидание идет девушка Наташа...

У подъезда навороченный джип (машина шефа!) , а около него стоит баскетбольного роста парень-картинка. Таких я видел на открытках советских времен: черные брови, кучерявые волосы, круглое лицо. А рост, а плечи! Я был парнем невысоким, но для девушки мой рост выше среднего. И все же рядом с Максимом девушка Наташа смотрится маленькой серой мышкой. И что он в ней нашел? Парень улыбается до ушей.

- Привет, Наташа!

Подходит, неожиданно обнимает за плечи и... целует. Я сжимаю губы - меня целует парень. Отвратительно! Никогда ни трезвым, ни по пьяному делу я не признавал мужских взаимных поцелуев, как это водилось у наших генсеков.

- Максим, не надо! Люди увидят. - Возмущается женским голосом мое мужское естество.

Но парень Максим это понимает по-своему.

- Когда ты научишься целоваться? И не надо стесняться, что нас видят. Пусть завидуют, что я целую такую красивую девушку.

Сажусь в машину и украдкой вытираю губы. Рассуждаю про себя: "у меня тонкая талия, красивая попа и длинные стройные ножки, но в образе девушки Наташи меня трудно назвать красавицей, для этого груди маловаты. Что касается личика, то назвать его очень красивым можно только при Максимовом воображении".

Машина, как зверь срывается с места и летит вперед.

- Пристегнись, - говорит Максим, - и не бойся. Когда служил в армии на Кавказе, мы еще не так гоняли по дорогам Чечни.

В машине жарко и я распахнул куртку. Пристегиваюсь, пропустив ремень между титями. Теперь мои не такие уж большие грудочки задорно торчат сквозь кофточку. Меня это смущает, и я натянул на них полы куртки. Кажется, Максим заметил мое смущение, улыбается.

- Наташа, мама спрашивает, почему ты так долго не заходишь к нам в гости.

Подведем итоги. Максим распоряжается моими губами, как хозяин, значит, до этого мы с ним уже много раз целовались. И дома у него я уже бывал, с его мамой познакомился. Видимо ей по душе пришлась девушка Наташа, раз ее снова ждут в гости.

Максим лихо крутит бараку, обгоняет другие машины.

- Приезжай к нам на дачу в следующие выходные. С мамой повидаешься, она нас пирогами с ягодой накормит. Речка рядом, купаться будем.

- Хорошо, согласна. Только я не знаю, где ваша дача.

- Я за тобой заеду. Не на этом крокодиле, конечно, а на своем жигуленке.

На опушке леса оставляем машину и идем гулять. Лес чистый, это вам не замусоренный городской парк. От души наслаждаюсь свежим воздухом и пением птиц. Максим берет меня за руку, а потом осторожно обнимает за плечи и притягивает к себе. Так и идем в обнимку. Потом его правая рука перемещается на мою талию, второй рукой перебирает мои пальцы. У меня возникает желание тоже обнять его за талию. Но я подавил это извращенное желание, правую руку прячу в карман курточки, а левую руку он держит, будто хозяин. Разговариваем о том, о сем: о показанном по телевизору последнем сериале, о повышении цен, о том, как хорошо в лесу, и стоит ли ехать в отпуск на юг, или лучше провести его у озера в средней полосе.

В какой то момент его правая рука с талии опускается на мою попу. Как прилипла к ягодицам, но не тискает их и, даже, не поглаживает. Надо сказать, ощущение от его руки приятное. Но я же парень, и мне должно быть противно, когда хватают за задницу. Я тихонько беру эту руку-хулиганку и возвращаю на свою талию. Об этом ни слова не говорим, будто ничего не произошло, только Максим разочарованно вздыхает.

Возвращаемся к машине другой дорогой и, когда нам на пути попадается широкая канава, Максим подхватывает меня на руки, как ребенка, и перешагивает ее. Одной рукой держит меня под коленями, вторая обнимает спину и придерживает под мышкой. Кисть накрыла мою титьку - будто бы случайно. Опускать меня на землю Максим не торопится, рад потрогать мою грудь даже через одежду. Лежать у него на руках очень удобно, но непривычно.

- Максим отпусти. - Тихонько прошу я.

Что это происходит со мной? Почему моей душе парня приятно, что Максим поступает со мной, как с девушкой? Его попытки ласкать Наташу довольно робкие, похоже, парень не опытен в обращении с девушками. Или Наташа так ему нравится, что он боится обидеть ее нескромными ласками, нарушить возникшую дружбу.

Пока я размышлял на эту тему, Максим садится на большой пень и размещает меня на своих коленях. Попа девушки Наташи покоится на его бедрах, Максим двумя руками обнимает мою талию. Обнимаю его за шею, мне хорошо и покойно на его коленях. Под попой не чувствую ничего твердого, член в нее не упирается... Он заранее надел тугие плавки? Возникает шальная мысль: "а может у него не стоит? Вот бы пощупать". Представляю, что будет, если сейчас я возьмусь рукой за его член. Максим воспримет это, как разрешение к действию и тогда "прощай моя целка". А может быть я уже не целка, мало ли что было до встречи с Максимом. Тогда тем более: "паренек Долгих Виктор Иванович, извольте подставить свою пизденку"!

Максим целует меня в губы (удивительно приятно) , гладит по щечке, по горлышку. И опять целует низ шеи, в ямку под горлышком. Я запрокидываю голову и не шевелюсь. Ну вот, разнежилась! Мой ухажер расстегнул курточку и занялся верхней пуговкой на кофточке. Вот для чего у нее застежка спереди - сейчас его рука пролезет за пазуху, к моим титям, к моим белым грудочкам. Изо всех сил сжимаю в кулаке лежащие ниже пуговички, не даю их расстегнуть. Максим все понял правильно и дальше не продвигается. Увлеченно целует мою шею, а рука-хулиганка опять опустилась на ляжку и пытается ее поглаживать

Вот бы сейчас встать, повернуться к нему спиной и оттопырить попку. Пусть он гладит, мнет, тискает мои нежные ягодички. Но против этого восстает и мужское сознание, и девичья скромность: я еще слишком мало знаю Максима и не уверена, как он себя поведет, если позволю ему такую вольность. Мне очень приятно, но хватит, хватит, хватит! Иначе я за себя не ручаюсь и могу допустить, Бог знает что. Встаю с его колен.

- Пора нам возвращаться, Максим.

Прощаясь около моего дома, Максим в последний раз целует меня и говорит:

- Завтра утром заеду за тобой.

Очень хорошо, поскольку я не совсем ясно представляю, где находится наш офис. А сейчас продолжим ревизию девичьей одежды. Если в следующее воскресенье предстоит ехать на дачу и там купаться, то потребуется купальник (не слишком откровенный!) . Но два имевшихся в наличии были даже не откровенными, а вызывающими. Голубые трусики способны прикрыть только ложбинку между ягодицами, а обе половинки попы выставлены на всеобщее обозрение. Пришлось срочно пробежаться по магазинам. В итоге нашла то, что требовалось. Черный купальник, у которого трусики полностью, до бедер закрывают мои нижние округлости, и груди из лифчика не выглядывают, как у порнозвезды.

* * *

Утренняя встреча с Максимом опять начинается с поцелуя. Бабки, сидящие на лавочке одобрительно кивают головами "красивого парня закадрила соседка Наташка".

Офис оказался совсем рядом с моим домом, ничего не стоило и пешком дойти, но Максиму хотелось меня прокатить.

За дверями офиса пост нашей охраны, под ее надзором регистрация приходов-уходов сотрудников и поступившая почта. Отмечаю личной карточкой приход и наклоняюсь над столом с корреспонденцией, выбираю нужные письма. Скучающий на своем месте секьюрити воспользовался этим и погладил меня по попке. Ну, знаете, подобного нельзя так оставить, тем более это видит Максим. Разворачиваюсь и тычу в глаза секьюрити растопыренными "рогаткой" пальцами.

- Зенки выткну!

Говорю это в полный голос, чтобы все окружающие слышали. Болван секьюрити, спасая глаза, отшатнулся от моей "рогатки" и пробурчал:

- Расходилась... Недаром тебя прозвали Недотрога.

Добралась до своего стола. Главное на моем рабочем месте - компьютер, в котором хранятся все совершенные сделки и договора, приготовленные на подпись. Выяснилось, что секретарем я только числюсь, в мою обязанность входит контроль за этими документами. За соседними столами две секретутки Маша и Нина жуют шоколадки и обсуждают приобретенные тряпки. Маша, которая видела сцену с охранником, оборачивается ко мне:

- Наташка, ты лучше не носи брюки, В них твоя попа слишком привлекает мужиков. Надевай мини-юбочку, как мы.

- Юбочка у вас слишком короткая, если нагнуться, поднять что-то с пола, то трусики видно.

- А ты не наклоняйся, а присядь на корточки. Все равно даже короткая мини приличнее твоих штанов.

Пожалуй, они правы, тем более мини-юбка это почти униформа у барышень нашей фирмы. Конечно, она коротка и шефу будут видны мои ляжки, но во мне он ценит не девичьи прелести, а другое.

Наш шеф это особая история. Он умен, хитер, любитель женского тела и не скрывает своего уголовного прошлого. Пробовали наехать на фирму рэкетиры, шеф их так встретил, что они больше и не пытались. С работниками городской администрации он говорит самым изысканным стилем, но может выдать блатную феню, которую я едва понимаю.

Весь женский персонал офиса шеф делит на тех "кого можно" и на тех "кого нельзя". Нельзя ни при каких обстоятельствах ради умной головы сотрудницы, приносящей большую пользу. К тем "кого нельзя" относится бухгалтериса, две дамы аналитики и я. Нас шеф никогда пальцем не тронет, старается даже не кричать.

Шеф спрашивает выполнение работы очень строго, но платит щедро, потому персонал терпит его выходки. А он может за серьезный проступок не просто наказать виноватую, а выпороть ее в своем кабинете. Секретарша Леночка дважды укладывалась животом на стол с задранным на спину подолом мини-юбки. Правда, трусы с нее шеф не снимал, но от этого было не менее больно. Попадает и моим соседкам секретуткам Маше и Нине.

Шеф редко отвлекает сотрудников от повседневной работы. С возникшими вопросами к нему всегда можно зайти, но если он кого-то САМ ВЫЗВАЛ, то это почти всегда ЧП, которое примерно в трети случаев для провинившегося кончается плохо. В его арсенале имеется и такое наказание за малые грехи. Провинившуюся он вызывает в кабинет и говорит:

- Снимай трусы.

Виноватая без спора запускает руки под подол, стаскивает трусики и ждет приговора.

- Так и ходи до вечера - изрекает шеф.

Может наказать и на два или три дня хождения без трусов. И идет наказанная на рабочее место, держа в руках интимный предмет туалета. Спрятать в карман нельзя, все должны видеть, что она наказана. Конечно, любая может уклониться от "наказания стыдом", не снять трусы. Но тогда взамен последует штраф в половину месячного оклада. А, при наших зарплатах, это ох как много! Вот и снимают трусы не только девчонки-вертихвостки, но и солидные дамочки из планового отдела. И скоро все в офисе знают, что при порядке во внешнем убранстве эта сотрудница ходит без трусов.

За все время я ни разу не допустила промашки в работе. А если бы такое случилось, что тогда? Девушка Наташа ни за что не пройдет по коридору с трусиками в руке, лучше она лишится половины зарплаты.

В середине дня я обнаружила, что в уже согласованный текст договора представитель другой стороны внес небольшое изменение. Если мы подпишем его в таком виде, это будет грозить нашей фирме громадными убытками. Сразу помчалась к шефу, не спрашивая секретаршу Леночку, врываюсь в кабинет и застаю пикантную сцену. Вертихвостка Ниночка лежит животом на столе с закинутым на спину подолом мини-юбки. Трусики застряли на уровне колен, а ее попа принимает внушение ремнем шефа.

- Ой, я не ко времени. - говорю. - Но у меня срочное дело.

Шеф прекращает воспитание Ниночки, которая немедленно убегает, натягивая на ходу трусики. Доложила о подлоге и грозящих нам убытках. Шеф доволен и выражает это в своем стиле:

- Умная у тебя голова, Наташа. Если бы не она, то лежала бы ты на моем столе голенькая и задирала ляжки высоко-широко. Можешь поверить, я бы тебя уломал.

Ну, что тут скажешь, мужики в большинстве своем рассматривают каждую девушку с позиции раздвигания ляжек и никак не хотят видеть в ней равного себе партнера по работе. Обидно до слез.

Шеф никогда на мне не женится, просто ему хочется очередной свежатинки. Если уступлю, он трахнет меня, подарит шикарную квартиру, машину, свозит пару раз на Канары и, до свиданья - с тобой было приятно провести время. Мне нужно совсем другое. Я мечтаю о любящем муже, семейном гнезде, детишках. Поэтому наши отношения с шефом останутся чисто деловыми, хотя он временами отечески поглаживает мою попку.

А если бы он на мне женился? Застрелят его в один совсем не прекрасный день на какой-нибудь уголовной разборке. И осталась бы я вдовой, одна перед жадными претендентами на его капиталы: угрозы, шантаж, риск похищения детей. Нет, не желаю! Как любая нормальная девушка я хочу не только мужа, но и стабильного будущего.

* * *

В тот же понедельник у меня началась менструация. Стою в своей комнате, раскорячился и ввожу тампакс во влагалище. Не сразу научился. Нужно еще освоить прокладки с крылышками. Болит внизу живота, но терпимо. Сколько хлопот у женщин с их месячным циклом. Теперь и я узнал, каково это. Только бы все закончилось к субботе, в противном случае нельзя будет купаться. Максим пристанет с вопросами: "что такое, почему не купаешься? Ты не заболела". Не могу же я сказать ему: "Отстань, у меня сочится кровь из влагалища".

Но до выходных все закончилось. Нужно завести календарик, чтобы в следующий раз эта неприятность не застала врасплох. И еще, если в ближайшие дни я уступлю Максиму, ДАМ ему, то нет опасности забеременеть. Фу, какие мысли мне приходят. Я не собираюсь подставлять передок ни Максиму, ни какому угодно другому парню. Достаточно того, что он увидит меня в купальнике. Будет любоваться моими ляжками, а о всех прочих местах пусть фантазирует, какие они под купальником.

Утром в следующую субботу Максим повез меня на дачу. Участок недалеко от реки, маленький садик служит скорее для развлечения, чем для выращивания зимних припасов. А на участке солидный кирпичный дом, происхождение которого уточнил Максим:

- От отца в наследство осталось. Он почти двадцать лет прослужил на территории ГДР.

Матушка моего ухажера оказалась маленькой седой женщиной, в присутствии которой чувствую себя очень уютно. Даже удивительно, как такая маленькая женщина умудрилась родить богатыря Максима. Она сразу же погнала сына делать какой-то мелкий ремонт, а меня увела на кухню. Под ее бдительным оком я замесил тесто для пирожков, занялся приготовлением салата. Желает матушка выяснить, хорошая ли хозяйка девушка ее сыночка. Девушка испытание выдержала, поскольку я и парнем не чурался кухонной работы.

Каждая мать любит поговорить о своих детях и матушка Максима не исключение.

- Все беспокоюсь я, что Максим нерегулярно питается, то сухомятка, то в забегаловках обедает. А ему нужно диету соблюдать, он на Кавказе был в живот ранен. Куриный бульон ему положен каждый день.

Вот оно как, мой Максим воевал и был ранен. В образе девушки я стала добрее, чем была парнем. Женская физиология привела не только к появлению месячного цикла и приятным ощущениям, когда тебя трогают за грудь или ягодицы. Появилось желание о ком-то заботиться, опекать.

- Я послежу, чтобы он правильно питался. - говорю мамаше.

- Ты добрая девушка. - ответила она.

Забегая вперед, скажу, что после этого я каждый день вручала Максиму термос с бульоном, а если вечером он не оказывался пустым, то не давала Максиму себя целовать. Но это было потом. А сейчас Максим пришел со двора, моет руки.

- Пошли купаться. - говорит он.

Я замялась, мне еще надо надеть купальник. Как об этом сказать? Но мамаша опередила меня:

- Наташа, иди в Максимову комнату и можешь переодеться. Спать там же будешь, а Максиму я в столовой постелю.

В комнате, где всегда спит мой ухажер, раздеваюсь и как-то по-особому ощущаю свою наготу. Вот его кровать, если я ему уступлю, то это произойдет здесь? Голышом валюсь на постель и раздвигаю ноги. Так? Нет, шире и колени развести. Какое-то время лежу в позе сексуальной готовности. Ему было бы приятно видеть меня так, не прикрытой простыней? Все девичьи прелести выставлены на обозрение. Нет, не все, попки не видно. Интересно, он сразу навалится на меня или сначала перевернет на живот и будет ласкал мои булочки? Переворачиваюсь на живот, раскинула руки и приподняла попку... Вот так, мой любимый, можешь меня ВЕЗДЕ трогать, ласкать и щупать. Интересно, а дети от Максима будут красивые?

Тьфу, что за мысли! Вскочила, надела купальник и я готова к водным процедурам.

Вода была теплая, и мы накупались до одурения. Потом валялись на песке. От хорошего настроения девушка Наташа разыгралась, залезла на поваленное дерево и начала танцевать. Покачиваюсь, переступаю ножками, даже бедрами виляю. И не удержалась на бревне, оступилась и подвернула ногу. Мой крик Максима напугал. Подскочил ко мне, а я стою на одной ноге и на вторую не могу наступить. Реакция его была чисто мужская:

- Добаловалась! - и, не рассуждая, шлепнул меня по мокрому заду.

Но шлепками дела не исправить, нужно как то домой добираться.

- Я тебя на руках понесу.

- Нет, нет, что люди скажут. Я сама допрыгаю.

У Максима прорезался командирский голос военного человека.

- На плечах у меня поедешь.

- Как? - не могу понять, как я смогу забраться ему на плечи.

Максим решительно говорит:

- Раздвинь ножки.

И, поняв двусмысленность сказанного, поправился:

- Поставь ноги широко.

Связал нашу одежду в тючок и сунул мне в руки, потом зашел сзади, нагнулся и поднырнул между моих ног. Его голова торчит спереди между моих ляжек. Разогнулся и вот я сижу на плечах этой каланчи, лобком в его шею упираюсь. Так высоко! Для равновесия взял Максим меня руками повыше за бедра. Пальцы его лежат на границе трусиков купальника, а оттопыренные большие пальцы поглаживают мои ляжки. Ну, человек, даже сейчас ему обязательно надо потрогать... А Максим, тем временем, потихоньку целует внутреннюю сторону моих ляжек. Делаю вид, что не замечаю этого. Так и прокатилась на его плечах до самого дома. Что-то мамаша скажет?

А мамаша только улыбнулась и выдала.

- Если девушка верхом на парне катается, значит, в доме она будет главной.

Я от смущения краской залилась. А пирожки, между прочим, были вкусные...

В разговоре за обедом я узнала, что Максим хорошо рисует и мама уговаривает его бросить работу водителя у нашего шефа и поступить в художественное училище. Сразу пристала к нему:

- Нарисуй меня.

Смутился парень и как-то вяло ответил:

- Нарисую как-нибудь.

Ну вот, нарисовать меня не хочет, а как обниматься, потрогать везде, так лезет без спроса.

К вечеру обида прошла, мы сидели на лавочке и обнимались. И опять Максим пытался то погладить меня по ляжкам, то рукой за попку взяться. Я не давалась, убирала его руки. Потом рассердилась, встала и хотела уйти. Стою между его раздвинутых колен и говорю сердито:

- Найди себе другую, чтобы в неприличных местах щупать, а я не такая.

Ответ его заставил меня призадуматься:

- Другие, пускай сто раз покладистые, мне не нужны, мне только ты нравишься.

Глупо поступаю, как и все девушки из себя недотрогу изображаю, а так приятно, когда тебя везде трогают и щупают. Предлагаю Максиму найти другую и вдруг замечаю, что он меня обоими руками за попку держит в самом мягком ее месте. Сжимает легонько и поглаживает, хорошо, что задрать подол не пытается. А мне так приятно. Стою перед ним, глажу его волосы. И сил нет прекратить Максимово хулиганство.

После этого долго не могла уснуть. Хотела найти книжку почитать и наткнулась на папку с рисунками. Сверху лежат рисунки реки, какие-то цветы на клумбах, учебные рисунки человеческих рук и стопы, а за ними карандашные рисунки голых женщин, наброски, сделанные скупыми штрихами. Контуры ягодиц, изогнутой линии спины, топорщатся груди, намечены складки в повороте тела. Никаких теней и детальной проработки, кроме лица... А лицо на всех рисунках мое. Нарисовано детально, со старанием, и можно сказать с любовью.

Вот я лежу на спине, закинув руку за голову и согнув в колене одну ногу. Груди вызывающе торчат, внизу живота видна темная мохнатка лобка - вот бесстыдник!

На другом наброске я, подогнув ноги, сижу на постели, локтем опираюсь на высокую подушку. Симпатичная округлость грудочки выглядывает из-под руки. И выражение лица у меня такое задумчивое.

На третьем рисунке девушка с моим лицом стоит в полный рост, одна рука на талии, груди слегка опустились под своим весом. Глаза широко открыты и выражение лица весьма удивленное. А волосики на лобке неправильно нарисованы. У меня мохнатка большая, треугольником. А на рисунке растительность узеньким клинышком. Не подбритая, а именно узенькая.

Интересно, что ни на одном рисунке я не изображена в некрасивой позе с разведенными ногами и с выставленной на обозрение этой самой частью тела... киской или щелкой, говоря вежливо. До такого хулиганства Максим не опустился. Зачем он ко всем телам натурщиц мое лицо добавил? Ага. Может быть, вот в чем ответ.

На следующем рисунке голая девушка с моим лицом стоит боком и у нее выдается большой живот беременной женщины. Сильно торчит попка - неужели у меня такая? Интересно, во сколько же месяцев бывает такое пузо? И что этот рисунок значит? Он хочет видеть меня пузатой, беременной его ребенком. Пожалуй, это можно принять за приглашение вступить в брак. Представляю, он приходит ко мне свататься и вместо цветов вручает рисунок голой избранницы в интересном положении - хохма!

Дальше следовали отдельные наброски деталей: попки, спинки, ляжки. Поскольку лица нет, я не могу относить их на свой счет. И, наконец, акварельный шедевр. Та же я в голом виде, но в цветном изображении. Опять поджав ноги сижу на постели. На голом теле выделяется белизна не загорелых грудей с розовыми ореолами сосков, белый низ живота в контрасте с загорелым телом и темными волосиками на лобке. Вот и не правда, волосики между ног у меня не темные, а светлые, почти рыжие! Но как нарисовано лицо - удивленное и слегка обиженное!

Эта акварель мне настолько понравилась, что я ее украла в твердом намерении повесить дома над кроватью.

* * *

В конце одного из рабочих дней задержалась на работе, а Максим терпеливо ждет меня в своем жигуленке. Вылетаю из дверей офиса, бегу к машине и плюхаюсь на сиденье. Короткая юбочка неприлично задирается. Максим меланхолически курит и смотрит, как я поправляю подол.

- Приставал - не то спрашивает, не то говорит утвердительно.

- Пытался - отвечаю я - но я от него сбежала. Дай мне закурить, и поехали домой.

Максим достает пачку "женских" сигарет.

- Специально для тебя держу. И чего ты от него не уйдешь в другую фирму. Я же вижу, он на тебя смотрит, как кот на сметану.

Машина срывается с места, летит, шины визжат на поворотах.

- Легко сказать, - возмутился я - а где найду другую работу с такой зарплатой. Мне и одеться надо, и за квартиру заплатить. В отпуск хотела на Кипр съездить. Одинокой девушке не так просто найти приличную работу и вдобавок, чтобы никто к ней не приставал. Максим мрачно уставился на дорогу. Говорит, не поворачивая ко мне головы:

- Я тебе второй раз предлагаю, выходи за меня замуж.

Интересное дело: оказывается, он уже предлагал мне под него лечь и ляжки широко раскинуть. Пусть даже это будет в супружеской постели, "на законном основании", все равно не хочу. Представляю, как он щупает тити, снимает с меня трусики и наваливается, придавив весом своего тяжелого тела. Бррр!

Меня никогда не затрудняла работа по дому. Будучи парнем, я сам стирал, убирал квартиру. Даже готовить люблю. Эти обязанности замужней женщины для меня не в тягость. Однако, я и сейчас продолжаю чувствовать себя не девушкой, а парнем. Как же допустить, чтобы в меня воткнул член и ебал даже такой красавец, как мой Максим. Однако, Максим очень нравится девичьей половине моего естества. И целоваться с ним нравится. Когда он целует, я чувствую себя только девушкой, ЕГО ДЕВУШКОЙ. Голова кругом идет, от такой путаницы можно сойти с ума.

Не доезжая до моего дома, Максим останавливается.

- Посидим немного. На работе с тобой и поговорить некогда.

Он отстегивает наши ремни безопасности, притягивает меня к себе. Ну, все - сейчас будем целоваться. Максим находит мои полураскрытые губы, которые я уже научился (или научилась?) ему подставлять. Надолго приникает к ним, и я своим языком чувствую его язык. Наконец он оторвался. Платочком вытираю следы помады с его губ. Максим гладит меня по щечке, проводит пальцем по бровям - как приятно. Сейчас я чувствую себя девушкой и только девушкой! Я прижалась щекой к его ладони и поцеловала внутреннюю сторону запястья. Ощущаю, как тяжелеют, наливаются мои груди и твердеют соски. Но это моя тайна, Максиму ее знать незачем.

А Максим, будто догадался, кладет руку на мою кофточку, туда, где ее топорщит титька. Не мнет, не тискает, просто положил и ждет, как я на это отреагирую. Моя реакция предсказуема: убираю его руку со своей груди и перемещаю на его колено:

- Не надо, Максим.

- Нельзя, так нельзя. - Максим обнял меня за плечи и затих, только покачивает, будто убаюкивает...

Вспоминаю где-то слышанную присказку: "когда бог сотворил женщину и отдал ее мужчине, он сказал: Бери и мучайся"! Мне становится жалко Максима и не хочется его мучить. Настолько жалко, что я беру его ладонь и кладу на свою титю.

- Потрогай, раз тебе так сильно хочется.

Максим нежно гладит через кофточку сначала один мой холмик, потом второй. Знал бы он, как мне приятно. Я положил голову ему на плечо и замерла... Одна его рука чуть-чуть сжимает мою титю. Пальцы второй перебирают пуговицы кофточки. Будто спрашивают: "можно"? Не встретив возражения, начинает их расстегивать и вот его руки добрались до чашечки тугого лифчика. Такого тугого, что в него не проникнуть без моего согласия. Гладит, тихонько сжимает. Я скосил глаза и вижу, что Максим широко развел полы расстегнутой до самого низа кофточки. Его взгляду открыты обе чашечки лифчика и голый верх живота.

Ага, пытается просунуть пальцы под тугой лифчик. Чтобы ему помочь, я делаю глубокий выдох, и рука-хулиган проникает к заветной цели. Вначале я разочарован: не такое уж и приятное ощущение. Но вот ладонь добралась до нижней стороны груди, легонько сжала ее в горсти, и у меня дух захватило. В первый раз в жизни щупают мои тити, мои буфера, мои грудочки. Но Максим не удовлетворен, хочется ему расстегнуть лифчик. Пусть старается сам, я ему не помощник. Или надо говорить помощница раз у меня щупают девичьи груди.

Взял меня за плечи и, как покорную куклу, наклонил грудью на свои колени. Решительно вытаскивает кофточку из-за пояса юбки, чувствую поясницей и голой спиной приятный холодок. Ласковые руки Максима скользнули по спинке, расстегнули пуговички лифа, который сразу же освободил мои шарики. И опять он разогнул покорную куклу, утвердил ее в вертикальном положении. Мне осталось только привалиться к его плечу.

Лифчик поднят до самого горла, вижу свои торчащие голые груди и Максимовы руки на них. От стыда закрыла глаза и только чувствую, как его пальцы катают отвердевшие соски. Ах! Он наклонился и целует меня в сосок! От всего этого становится жарко внизу живота, в девичьей щелке, которую неприлично называют пиздой. Там стало влажно... Я слишком возбуждена, да и Максим тоже. Пора прекращать. Решительно отстранилась от него, запахнула кофточку и с трудом застегнула ее на все пуговицы.

- Хватит, Максим, хватит, мой хороший. Пора мне домой.

Максим смотрит, как я привожу одежду в относительный порядок и вдруг говорит:

- Ты, Наташа, смеяться будешь, но я сегодня впервые держал в руке голую женскую грудь.

Так и вхожу в подъезд со сбившимся к горлу лифчиком, а тити хранят воспоминание об его руках. Волнительно, но если так пойдет дальше... Нет, такого развития событий нельзя допустить.

* * *

В этот день меня вызывает в кабинет шеф - он САМ вызвал. Наши дамочки гадают на тему, в чем я провинилась и пройдусь ли по коридору с трусиками в руке. И сколько они будут лежать для всеобщего обозрения на моем столе - день, два или больше. К их разочарованию трусы продолжают прикрывать мою нижнюю часть. Вызывали же меня по особо секретному делу.

Шеф затеял очередную аферу и требуется мое участие в ней. Предстоят переговоры еще с одним бывшим уголовником, а сейчас теневым главой нашего города. Этот тип предпочитает вести дела в бассейне своего особняка. Высокие договаривающиеся стороны присутствуют в соответствующем наряде: мужчины в плавках, а я в купальнике. Перед отъездом шеф выдает мне последние инструкции:

- Представлю тебя в качестве экономиста консультанта, но у них должно остаться впечатление, что ты просто моя "телка". По этой причине, извини, буду с тобой не совсем вежлив. - Ага, будет при нем меня за попу хватать! - Твоя главная задача поставить "жучек" прослушки. После того, как выяснятся намерения, мы с тобой отправимся в сауну - да не волнуйся, Недотрога, трусы снимать не обязательно. Без нас они будут совещаться, Вот и узнаю, насколько Король готов мне уступить.

Прослушку я уже устанавливала, набила в этом руку. Но в первый раз тряслась от страха, тем более, что шеф тогда настращал по своему обыкновению.

- Если нас застукают, то без базара опетушат обоих. - увидел, что не понимаю, - Трахнут тебя разом во все три дырки, да и мне мало не покажется. Так что действуем западло, но втихую и бережем свои задницы.

Удивляетесь, как девушка терпит такие разговоры и обращение с собой, почему идет на риск? Ответ прост, после каждой операции на мой банковский счет поступает сумма, на которую можно купить представительский Мерседес.

Это, вместе с весьма не хилой зарплатой, позволило иметь такой счет, что банковские клерки встречают меня с подчеркнутым уважением. Еще хорошо, что ведьма, превратив меня в девушку, не сделала заодно и нищей.

Едем на переговоры, мы с шефом сидим на заднем сиденье и молчим. Максим крутит баранку и тоже молчит, он знает к кому мы направляемся, и очень недоволен этой моей поездкой.

В холе особняка нас встречает личность с лицом лорда и предлагает "пройти и переодеться соответственно месту переговоров". В обшитой деревянными панелями комнате три двери: одна в сауну, на второй нарисована бородатая физиономия с трубкой в зубах, а на третьей двери голая девица. Значит, мне сюда, в женскую раздевалку. В ней по диванчикам разбросана масса женских шмоток. Черно-скромный купальник я надела еще дома. Достаю полотенце и пляжные босоножки. Что еще? Из-за двери голос шефа:

- Наташа, ты готова.

Выхожу, шеф в одних плавках (брюхо начало отвисать, все руки и спина в наколках) фамильярно берет меня под руку и ведет в бассейн. Я думала, что нам придется беседовать прямо в воде, за плавучим столиком. Но стол стоит у окна, за ним хозяин и молоденький консультант. Шеф здоровается с ними, а мне предлагает:

- Пока что поплавай немного.

В бассейне и на его бортиках разместилось пятерка девиц, исполняющих роль совершенно голых русалок. Я в своем черном купальнике выгляжу среди них если не дико, то экзотически. Но девчонки оказались совсем ничего, затеяли со мной пустяковый разговор, короче, приняли в свою компанию. Все молоденькие, с торчащими титьками, тонкие в талии и с широкими попками.

Эта причуда хозяина особняка известна половине города. Теневой городской голова набрал девиц по театральным училищам и поселил в своем доме. Говорят, что на кастинг собралась целая очередь претенденток. За бурную жизнь он натрахался вдоволь всяких женщин, а теперь, под старость, спокойно любуется, повседневно окружая себя голыми девицами. Среди них отдыхает, в их компании ужинает, если позволяют дела. Но в постель берет редко - проклятая старость...

га, одну из них зовет хозяин дома. Вылезла из воды кругленькая, аппетитная, зашлепала мокрыми ногами к беседующим мужикам. Получив указания, вышла и вернулась с бутылкой коньяка и рюмками.

Тут и меня шеф позвал принять участие в беседе. Теперь у стола три мужика и две девушки - одна совсем голая, другая в купальнике. Эх, фотографа нет! Пока идет беседа, я даю им справки по различным договорам, ценам, тарифам. Но нужно поставить жучок. Он завернут в платочек, выглядывающий из лифчика моего купальника. Место на виду, но надежное: никакая бдительная охрана не полезет в мой лифчик проверять, нет ли там чего недозволенного.

Вынула платочек, утерла им губы и незаметно достала жучек. В один момент прилепила его под крышкой стола. Если и найдут его завтра-послезавтра, то иди, гадай, кем и когда он установлен. Шеф задал мне очередной вопрос, и я гипнотизирую его взглядом: "сделано"! Предложения, между тем, определились, сторонам нужно обсудить их келейно. Шеф расслабился, предлагает:

- Мы с Наташей в сауну, а вы тут посовещайтесь.

Неожиданно хозяин проявил ко мне интерес:

- Уступи мне эту телку.

Шеф обнял меня, правая рука стиснула грудочку.

- И не проси, самому дорога.

- Ну, хотя бы прикажи ей снять дурацкий купальник.

Вот еще один козел видит во мне только "сиськи и письку". До чего же убогий народ, эти мужики! Как бы плохо они ни думали о нас, любая из женщин имеет право думать о них ещё хуже.

Шеф с сокрушенным видом:

- Знаешь, я ревнивый.

Встали и пошли к выходу. Шеф демонстративно ухватил меня за попу и подталкивает к выходу, а сам шепчет:

- Посидим полчаса в сауне и можешь уходить.

В предбаннике сделал строгое лицо и приложил палец к губам, как на плакате: "Тсс! Враг подслушивает!" А сам громким голосом:

- До чего, Наташа, хороши у тебя титьки и попка не хуже, такая сочная!

А сам звонко шлепнул себя по животу. Если стоит прослушка, то создастся полное впечатление, что он меня заголил и по заду поддал. Разыгрывая этот спектакль, мы полчаса изнывали в жаре сауны. Все время соблюдала осторожность и сидела в отдалении от шефа. Интересно, где находится устройство, записывающее разговоры хозяина всей этой гаремной роскоши?

Я приняла после сауны душ, переоделась в сухое белье, навела макияж. Ура, Витя Долгих наконец-то научился раскрашивать свою женскую мордашку! Теперь домой. Усаживаюсь в машину, а Максим демонстративно уставился в газету, и не обращает внимания на меня.

- Максик, поехали домой.

Не спеша сложил газету:

- Ну и как ВАМ наш шеф показался в сауне, не хуже, чем в его кабинете? - голос холодный и равнодушный.

Я от неожиданности хлопаю глазами: "как он догадался, что я парилась? Да, конечно, лицо у меня еще красное, как свекла"! Меня разбирает злость.

- Послушай, Максим, ничего такого не было! Я работаю на шефа не передком или задком, а только головой. Что тут плохого, если я из любопытства побывала в их сауне - одна!

- Отшлепать бы тебя... по голой попке. - буркнул этот ревнивец, молча довез меня до дома и не поцеловал.

Первая наша ссора...

* * *

Который день Максим дуется на меня и почти не разговаривает. Его ревнивая фантазия рисует страшные картины. Я при каждом удобном случае стараюсь помириться.

- Максим, не сердись, ведь ничего такого не было. - Положила руку на плечо, тянусь к нему, медом растекаюсь.

Уговорила, умаслила, вечером идем в клуб танцевать. Для этого события надела самую короткую мини, умеренно подкрасилась и выпорхнула из подъезда. Клуб нарочито старомодный, держится стиля ретро и мы танцуем медленные танцы. Максим не обнимает меня за талию, а по-хозяйски положил руки на мою попку. Временами слегка сжимает ее. Молчу, терплю ради примирения с этим ревнивцем. Ну, мужики, то боготворил, был готов пылинки сдувать, а теперь бесцеремонно, при людях хватает за задницу - он, видите ли, обиделся!

Ради того же примирения после клуба пригласила его (в первый раз!) к себе домой: чаю напиться, посидеть, поболтать. Конечно, полезет со своими ласками, и буду вынуждена ему кое-что разрешить - ради того же примирения. Совсем забыла, что у меня на стене весит его рисунок, тот самый, с моим голым НЮ.

Максим вошел в комнату, оглядывает мое жилье, обратил внимание на него.

- Откуда это у тебя? - он и не заметил пропажу акварели из своей папки.

Бывают моменты, когда на меня накатывает стих веселого вранья. Сочиняю на ходу, все понимают, что вранье, а весело получается.

- Один знакомый художник нарисовал - говорю.

Максим подхватил:

- Так ты ему голая позировала? - мяч переброшен на мою сторону, даю ответный пас.

- Нет, рисовал по памяти и воображению. Очень просил позировать, умолял, но не знаю, стоит ли соглашаться. Потом всякие-разные будут на пустом месте сцены ревности устраивать.

Максим улыбается, - Наверное, осознал смехотворность своей ревности - обнимает меня, мы начинаем увлеченно целоваться. Неожиданно замечаю, что ухажер понемногу подталкивает меня назад, к кровати. Ну, уж нет! Ни шага назад! Упираюсь, как наши под Сталинградом и стараюсь переключить внимание Максима на другое. Поворачиваюсь к нему спиной:

- Максик, а почему у меня на рисунке лицо такое обиженное?

Максим смотрит на свой рисунок, но не забывает заключить меня в кольцо рук, обнять за талию. Моя спина припечатана к его груди, а мягким местом я упираюсь ниже его мужской области.

- Лицо обиженное потому, что художник тебя отшлепал за неправильное поведение. - говорит мой ухажер.

Его руки незаметно ползут по моему животу вниз, ТУДА, где под ним начинаются ляжки. Вот бесстыдник! Решительно захватываю его руки и перекладываю на свои титьки-сиськи, на маленькие буфера, на мои белы грудочки. Пользуйся моментом, забавник. Максим согласен, что от перемены места результат не меняется, и занялся пуговицами на моей кофточке. Расстегнул, вытащил подол из мини и пытается снять кофточку совсем, но я не позволяю - мне еще стыдно оказаться при нем голой - пускай только до пояса. Завожу руку за спину, с а м а расстегиваю лифчик. По счастью его бретельки тоже пристегнуты пуговками, расстегнула их и лифчик, защитник моих грудочек, упал нам под ноги.

Мои заостренные к соскам грудочки вызывающе торчат. Максим сжимает упругие полушария, сдвигая руки от широкого основания к соскам, будто молоко доит. Мне так хорошо, но почему он остановился? Как его попросить продолжать, сказать: "потискай еще мои сиськи". Нет, грубо, вульгарно. Или: "продолжай меня щупать за груди".

- Максим, пожалуйста, подои меня еще, - прошу я, почему-то капризным шепотом.

Усмехнулся:

- А ты что, уже с молоком?

- Нет, конечно! - Возмущаюсь я, - Но если их хорошо массировать, то в нужное время они будут очень даже молочные.

- Глядико, а я и не знал, - притворно удивляется мой ухажер.

И снова заработала его доильная машина, от которой у меня в животе тепло разливается. Теперь переключился на торчащие соски, сильно сжимает пальцами и тянет. Грудь немного подается за соском, пальцы соскальзывают и снова щиплют торчащие кончики. Немножко больно, но так восхитительно приятно. Возможно, настоящая девушка могла бы описать ощущение, когда ее щиплют за соски, я, превращенный в девушку ведьмой, не могу, слов не хватает. А он все щиплет и выкручивает соски, приводя меня в восторг наслаждения.

- Только не прекращай, милый, ущипни их еще, чаще, быстрее, - раздается мой стон.

И снова восхитительно приятная боль в защемленных сосках. Мотаю головой, трусь затылком о его плечо. Теперь он не щиплет, а легонько царапает соски ногтем. Каждый раз в них будто возникает электрический разряд, который пробивает меня через живот до самого заветного девичьего устройства.

- О-о-о! Что ты, изверг, со мной делаешь! Только не останавливайся, царапай еще, еще! Боже мой, как приятно!

Кофточка от моих судорог наполовину сползла, у меня голые не только возбужденные отвердевшие груди, но и плечи, живот. Господи, как хорошо! Когда был мужчиной, то и не предполагал, что ласки доставляют девушкам такое насаждение! Между моих ног пылает жар. Даже не скажу точно, где - в больших губках, в малых или в самом входе в девичью пещерку. Вот в таком состоянии экстаза девушки лишаются воли, позволяют парням снять с них трусики и теряют девственность. Еще немного и я не просто ДАМ ему, я сама начну снимать трусы и встану в какую-нибудь неприличную позу. Не могу... Нужно остановиться...

Если бы шеф возбудил меня так, то конечно бы уломал, уложил на стол с ляжками, задранными высоко-широко. Я бы и не пикнула. В голове обрывки мыслей и истома во всем теле. Щекотно даже в попке, в заднем отверстии. Я на все готова! Дайте мне насадиться попой на самую здоровую елду!

Нельзя девушке допускать, чтобы ее доводили до того, она себя не контролирует. Замечаю, что больше не сжимаю ляжки, расставила ноги шире. Но они меня плохо держат.

- Максим, я больше не могу, давай сядем. - умоляю изверга, подарившего мне неземное, мучительное наслаждение.

.. Сижу на коленях Максима. Теперь этот мучитель лижет языком мою грудь, потом начинает жадно целовать - вверху, около сосков, приподнимает титичку и присасывается к нижней выпуклой стороне. Завтра синяки на грудях будут...

Дыхание мое успокаивается, и я гляжу на мир с удивлением. Что это со мной было? Витя Долгих, мужская часть моей души, ехидно улыбается: "девушка Наташа испытала настоящий оргазм". Ну, Макс, ну, ловкач и мучитель! Одной прелюдией, сыгранной на моих сосочках, довел меня до оргазма! Что же тогда будет, если он доберется до клитора или вставит член в мою девочку? Но какое наслаждение он мне подарил.

Максим начинает гладить внутреннюю поверхность моих ляжек. Надо остановиться...

- Максимушка, - прошу я, - хватит, отпусти, я не могу больше.

Как ни странно он отпустил, сидит потный и улыбается дурацкой счастливой улыбкой. Я встаю и направляюсь в ванную, чтобы привести себя в порядок.

Соски после этого два дня болели, но какие приятные воспоминания!

* * *

А еще через день случилась беда. Максим вез шефа и они столкнулись с выскочившим из-за поворота самосвалом. Нам в офис позвонили из скорой помощи. Хватаю такси и мчусь в травматологию. Прорываюсь в отделение, разыскиваю врача.

- С директором вашей фирмы ничего страшного, полежит у нас пару недель и будет как новенький.

Я взрываюсь и кричу:

- Да наплевать мне на него! Что с Максимом, с его водителем!?

- У него рана на лице, сломано ребро, имеют место ушибы внутренних органов.

- Где он?

- Положили в коридоре, в палатах мест нет, а вы кто ему будете?

Как же так, мой любимый, мой Максик, раненый и валяется в коридоре. Внутри меня закручивается стальная пружина, которая есть в каждой женщине и очень редко встречается у мужчин. Имя ей - готовность пожертвовать всем, чтобы с п а с т и, оберегать дорогого человека.

- Я его жена! Немедленно переведите его в отдельную палату, в самую лучшую, в люкс!

- Это стоит дорого.

- Я плачу за все, переводите, а деньги сейчас будут.

Опять такси, банк. Снимаю со счета громадную сумму, которую, по-хорошему, следует перевозить под охраной. Лечу в больницу и сую деньги в руки заведующему. Ради подобного случая я и зарабатывала эти деньги, пропускала мимо ушей хамские словечки шефа (будь он неладен!) , терпела, когда он гладил меня по попке.

Максим только что переведен в отдельную палату с ванной и туалетом. После операции спит наркотическим сном. Лежит мой любимый беспомощный, голый, прикрытый легкой простынкой. Голова забинтована, виден только один глаз. Отдыхай, дорогой, я буду тебя беречь.

- Поставьте в палату кровать для меня, я буду за ним ухаживать круглосуточно.

Старшая медсестра и санитарки, смазанные деньгами, шустро оборудовали мне постель за ширмой, даже столик поставили. Теперь надо купить для него сок и осторожно известить матушку об этой беде. Потом заехать домой взять предметы гигиены, тапочки, халат. В путь. На бегу звоню по мобильнику в офис:

- Считайте меня в отпуске без содержания, буду ухаживать за раненным.

И вот, наконец, я около постели моего Максика. Он спит, я только что навела ему гигиену. Протерла мокрым полотенцем все тело, да, все. Обработала руки, грудь, живот, ноги; протерла спиртом поникшую колбаску члена и мошонку. Из моей жизни мужчиной помню, что именно это место сильно потеет. Девушка Наташа впервые видит и держит в руках член своего ухажера, но для нее в данный момент это не половой орган мужчины, а просто часть тела больного.

Заснула, казалось бы, мертвым сном, а в середине ночи опять вскочила поглядеть, как он. Готовая к любой тревоге, я легла спать в трусах и лифчике. Теперь накинула сверху халат и пошла к нему. Спит... Пододвинула стул, сижу так близко к Максиму, что могу не вставая со стула поцеловать его. Вдруг его глаз открылся, удивленно смотрит на меня.

- Зачем ты пришла? Я не нужен тебе такой изуродованный. Ты и здорового держала меня на расстоянии, Недотрога, а уж такой...

- Не нужен? Всегда нужен! - Меня душат слезы. - Это я недотрога? У кого во время танца ты прилюдно тискал попу, проверял насколько она мягкая? У кого ты заголил грудочки и так играл ими, что синяки остались, два дня соски болели. Я не говорю, что мне было плохо, очень приятно было. Но разве не я все это позволила т е б е?

Максим примирительно кладет мне руку на мое голое колено. Господи, в каком я виде. Мой домашний халатик не запахнут, сижу около него в одном нижнем белье, с голыми ляжками и животом. И трусики на мне узенькие-узенькие. Ладно, не до того сейчас. Рука Макса гладит мою коленку, это настраивает ее обладательницу на лирический лад.

Ах, наши женские коленки! Мужские руки постоянно стремиться их погладить. А сколько губ целует эти замечательные округлости! Коленки так красивы, что нам жалко прикрывать их краем платья или юбки! Знают мужики, что с этого места и выше для них начинается самое привлекательное. "Всё выше, и выше, и выше... " сдвигаем мы, девушки, целомудренное одеяние, открываем свои бедра. А они в разных местах такие разные!

Передней стороной бедра мы принимаем мужскую ладонь, путешествующую вверх от колена. А выше она приведет к прикрытому трусиками животу.

Внешняя сторона наших бедер создана для поглаживания начальственной рукой. Еще она носит смачное название "ляжка". По ней мужики нас с удовольствием похлопывают.

Гораздо приятнее для них задняя сторона девичьего бедра. Двигаясь вдоль нее, можно добраться до зовущего, мягкого, упругого места - до попки. Попка, попочка, булочки, два аппетитных нижних полушария - как ее только ни называют! Ее форма видна под любой одеждой, и от этого у мужиков слюнки текут. Именно попка, а не смазливая мордашку и, даже, не титьки-сиськи является визитной карточкой девушки. Тонкая девичья талия тем и хороша, что подчеркивает нашу ширину в бедрах. Чем сильнее ткань ее обтягивает, тем острее желание у мужчины эту ткань снять. Не для того ли мы, девушки, придумали джинсики и облегающие шортики?

Но моему больному ухажеру всего приятнее показалась внутренняя сторона бедра. Там у меня кожа тонкая и нежная, словно у младенца! Ладонь Максима ползет по этой поверхности все выше и выше. Но я сижу, а не стою, значит, эта хулиганка ползет не выше, а все ближе и ближе. Все более узким становится пространство между моими бедрами, но рука хулиганка протискивается между ними, продолжает движение. Куда?

Туда, где всё говорит о Преддверии: влажное тепло, полоска трусиков и выступающие сквозь ткань нежные складочки. Говорит о том, что находится между моими Ножками! Как и другие мужики, Макс считает, что это место Суть Женщины! Исток Мира! Этим местом мы всегда будем сводить с ума любого мужчину. По-разному его называют: писька, девочка, щелка, киска и грубым, как пощечина, словом пизда. Ее власть над мужчинами безгранична. Ибо, все они вышли на свет этой дорогой и стремятся оказаться ТАМ снова и снова! Такова уж генетическая программа у мужчины.

Рука Максима между моих бедер. Сжать ляжки? Нет, у меня возникает желание широко раздвинуть их и пропустить руку Максима ТУДА. Мое правое колено упирается в кровать, и поэтому я отвожу левое бедро как можно дальше в сторону. Путь открыт, мой мальчик! Его пальцы касаются полоски трусиков, гладят сквозь них лобок и начало опускающейся от него складочки. Сижу неподвижно, затаила дыхание - предоставила мальчику свободу действия.

Трусики на мне совсем узенькие, однако, они ему мешают. Приподнимаюсь, и спускаю трусики совсем немного, до половины попки, чтобы они не облегали плотно мою девочку. Подвинулась на самый край стула, теперь подступы к моему Преддверию свободны и спереди, и снизу. Рука любимого сразу находит дорогу и нащупывает клитор. Покатал его влажный язычок и сдавил двумя пальцами. Я чуть ни взвыла от полноты ощущения. Хочется сжать ляжки и двигать попой вперед и назад. Это много сильнее ощущения, когда он играл моими сосками. А пальцы-хулиганы разделили обязанности: два тянут за клитор, а остальные прогулялись по складочке больших губок, раздвинули и движутся в мокрой ложбинке.

- Ой, что ты со мной делаешь! - шепчу я Максиму, сдвигаю ляжки, зажав ими его руку.

- А ты внизу мокренькая - так же шепотом отвечает он.

Я в смятении. Страшно, нечеловечески, хочется насадиться, принять в себя даже не палец, а толстый и длинный член, ствол, дрын, хуй! Но не здесь же и не сейчас! А мой любимый изверг, мой мальчик продолжает меня возбуждать: его пальцы трогают святое святых - девичий вход.

- Максик, не надо... только не туда... пожалуйста, остановись!

И вдруг он спрашивает:

- Пойдешь за меня замуж, Недотрога?

У меня от неожиданности даже оргазм прервался. Это надо же, раздразнил до потери дееспособности, довел до оргазма и в этот момент делает предложение! Девушка с полуспущенными трусами, почти насажена женским входом на его палец, истекает соком в этом самом месте. И в таком состоянии она должна дать ему вразумительный ответ!

Убираю его руку, некоторое время молчу и собираюсь с духом. Когда я, Витя Долгих, обнаружил, что мое тело стало женским, очень боялся, что наступит когда-то время раздвинуть ножки под мужчиной. Под мужем, который воткнет член в мою щелку и будет меня ебать. Теперь я, ставший девушкой Наташей, сам хочу этого.

- Я пойду за тебя замуж, я хочу рожать твоих детей, быть хозяйкой твоего дома. Даже обещаю позировать тебе голой. Но и ты обещай мне, что оставишь эту работу и поступишь в художественное училище. - Наклонилась и поцеловала своего любимого. - А теперь спать, спать, спать.

Наше ночное художество, конечно, было вопиющим нарушением медицинских правил. Но Максим сразу взбодрился.

- С добрым утром - говорю ему.

Он улыбается мне, как красному солнышку:

- А хорошо мы с тобой ночью играли!

Это слово стало у нас обозначать желанные ласки. "Давай поиграем", значит, будут такие ласки, в которых нет ничего невозможного, запретного. Но посторонним их видеть категорически нельзя, ибо это тайна нас двоих.

Начинаю утренний туалет Максима. Протерла мокрым полотенцем его лицо, руки, грудь, откинула простыню и хочу протереть его мужские причиндалы. Максим смутился, прикрывается рукой.

- Наташа, брось! Не надо, мне же стыдно.

- Ах-ах! Ему стыдно перед своей невестой, которая скоро увидит все это в брачной постели. А ночью лазить пальцами в мою писю тебе не стыдно? Лежи спокойно и не мешай сиделке за тобой ухаживать.

Сама того не ожидая, наклонилась, взяла в руку его член и поцеловала в самый кончик.

- Вот тебе, чтобы не стыдился меня! - Хорошо, что в это время в палату никто не заглянул.

* * *

Мой Максик, мой любимый уже ходит по палате. Ночью ласкаемся и целуемся до одурения. Это называется "мы играем". Свет в палате погашен, горит только слабый ночник около постели больного. Но нам и не нужен яркий свет, поскольку мой любимый знакомится с моим телом на ощупь. Садиться на его колени еще не решаюсь, боюсь неловким движением причинить боль. Сидим с Максимом на кровати, мой ночной халат сегодня плотно запахнут и туго подвязан пояском. Но это только проформа - совсем нетрудно раздвинуть его полы и обнаружить внутри его девушку в совсем маленьких трусиках и чисто символическом лифчике.

Руки любимого интенсивно крутят мои соски, поскольку в трусики я его не пускаю. Все попытки снять их пресекаю в корне: "пожалуйста, не надо, мне стыдно". Хотя, какой уж тут стыд - чисто девичья игра в скромность. Мы оба на взводе, хочется новой, еще более откровенной ласки.

- Наташа, дай поиграть твоей попкой - просит Максим.

При первом нашем свидании в лесу у меня возникало желание подставить под его ласковые руки свои булочки, но тогда девичий стыд взял верх. А сейчас я покорно становлюсь между его раздвинутых бедер и поворачиваюсь к нему спиной. Максим медленно поднимает сзади мой халатик и засовывает его подол за пояс. Полюбовался картиной и сдвинул пояс халата высоко, под самые груди. Теперь ему открыты не только мои практически голые ягодицы, но и талия. Нежно-нежно гладит мои половинки, потом сильно мнет их - будто тесто месит.

Прислушиваюсь к своим ощущениям: очень приятно, но оргазма не вызовет, годится только в качестве увертюры. И все же, и все же... Парни говорят про некоторых девушек: "у нее пизда чешется". Но что они понимают в ощущениях женского тела! У меня, конечно, там не чешется, но ощущаю приятное щекотание, между ножек становится жарко от прилива крови.

Неожиданно для меня Максим целует ягодичку.

- Вот тебе в отместку, за то, что мой член целовала.

От неожиданности я дергаюсь, пытаюсь отстраниться, но он крепко держит меня. Включаюсь в словесную игру:

- Я?? Целовала у тебя? Быть того не может! Я девушка скромная.

Максим гладит мою попку и целует вторую ягодичку (чтобы ей обидно не было).

- Точно, целовала.

- Ну, если вы так считаете, - сдаю позиции - может и было что-то подобное. Но у нас девушек такая короткая память.

* * *

Вот и выздоровел мой ненаглядный, выписался из больницы, но еще не вышел на работу. Кончились наши бурные ночные игры, но мне так недостает его ласки. Теперь я знаю, что хочу его, готова лечь с ним в супружескую постель. Твердо решила, что сегодня я ему ДАМ. Как еще можно сказать: позволю себя выебать - фу, как грубо! Или: дам сломать мою целку, позволю лишить меня девственности, невинности? Как беден русский язык! Просто сегодня я стану е г о ж е н щ и н о й.

Ну, как, Витя Долгих, готов лечь в постель с мужчиной, раздвинуть красивые ножки, отдать в его власть свое женское тело? Готов ты, бывший мужчина, окончательно стать женщиной? Не боишься, что будет очень больно, когда сломают твою целку? - Вообще-то к этому готов, любопытно, что чувствует при этом девушка, и это я скоро узнаю.

С вечера позвонила Максиму домой, договорилась, что пойдем гулять. Готовлюсь к этому событию, как дебютантка к первому выходу на сцену. Впрочем, это и будет мой дебют.

Утром приняла ванну, теперь стою голышом перед зеркалом и разглядываю свое тело. Что надеть, тем более, что все это нужно будет снять в обстановке романтического, но нетерпеливого ожидания. Может совсем маленькие трусики или стринги, нет, пошло! Надеваю целомудренные трикотажные трусы, которые ничего заранее не открывают. В комплект к ним такой же скромный лифчик, колготки телесного цвета и комбинацию.

А что сверху? Женская одежда - это не просто одеяние. Теперь я знаю, что все мужчины лучше видят, чем соображают. Поэтому необходимо намекнуть, что хотела сказать женщина, надев, ту или иную вещь. А говорят эти вещи так:

- длинная юбка до щиколоток - "считай меня скромной";

- юбка чуть ниже колен - "догадайся, что там выше";

- очень короткое мини - "на лицо не смотри, смотри сюда";

Многое расскажет мужчине и разрез на юбке или платье:

- разрез сбоку - "обрати внимание";

- разрез сзади - "следуй за мной";

- спереди - "я на все согласна";

Значит, остановимся на варианте: догадайся, что там выше, а я на все согласна. Всякие мини и брючный костюм отпадают, надеваю свое любимое зеленое платье, которое полностью расстегивается спереди, Пуговицы кончаются на ладонь ниже лобка, а внизу остаются достаточно длинные просто запахнутые полы. Очень подходит. Стоит Максиму расстегнуть три верхних пуговицы, и открыт доступ к моим титям; расстегнет до конца, откроется весь мой фасад в нижнем белье.

Принарядилась, подкрасилась и села подумать перед выходом на сцену стриптиза. И не только стриптиза... Что будет потом? Нужно забыть принцип "Люби меня, какая я есть" и быть такой, которую Максим захочет каждый день видеть около себя. Надо стать для него Единственного старательной и незаменимой в постели, стремящейся исполнить любое желание мужа, которому я буду верна до конца жизни. Постель - это хорошо, но я должен повседневно быть женщиной не капризной, в меру доброй, знающей "свое место".

А в голову лезет: "интересно, какого размера у него член, когда стоит"? Отряхнула посторонние грешные мысли и пошла...

На прогулке оба мучались одной мыслью: куда нам пойти, где найти убежище. Ну, не в лесу же ему отдаваться. В его квартире тоже неудобно, матушка будет нас стеснять и, поневоле придется соблюдать тишину (а вдруг у него кровать скрипит?) . Мой любимый первым нашел выход:

- Наташа, давай съездим на нашу дачу - и не слова о том, зачем туда отправляемся.

Оба делаем вид, что просто решили туда прокатиться без определенной цели. Все чинно, строго, целомудренно. И как только он догадался, что сегодня я уступлю?

Едва вошли в дом, как я элементарно струсила. Начала суетливо ставить чайник и доставать чашки.

- Максик, давай напьемся чаю...

Он подошел сзади и заключил мою талию в кольцо рук.

- Ты разве за этим сюда пришла? - и в голосе Максима прозвучала веселое удивление.

Что тут отвечать? Стою, покорно прижавшись спиной к теплой груди, попой ощущаю бугор на его штанах. А он привычно занялся моими пуговками: "одно, вторая, третья, четвертая, только две нижних остались не расстегнутыми! Сейчас начнет играть моими молочниками, но нет, тянет вверх комбинацию, сминая поднимает ее до горла. Это что-то новое - гладит животик, щекочет мой пупок. Интересное ощущение".

Вот теперь расстегнул лифчик и пришло время играть с сосочками. Я удерживаю руками смятую комбинацию и лифчик у своего горла. Максим мнет, крутит соски и меня заливает истома. Но долго играть не стал, властно взял руками за попку и развернул к двери.

- Пойдем в спальню.

Так и иду к нашему ложу: в наполовину расстегнутом платье, с голой грудью, руками придерживая у горла лифчик и скомканную комбинацию. Во мне трепыхаются остатки девичьего стыда: "в спальню, это сразу на его кровать? Так быстро, уже сейчас"? Ничего не быстро. В спальне Максим расстегивает последние пуговки на платье, которое падает на пол. Стаскивает с меня комбинашку и лифчик. Стою перед ним в одних трусиках и колготках. Вцепляюсь руками в их резинку. Но Максим и не собирается сам заниматься ими.

- Снимай трусы - голос звучит по-военному.

И я безропотно стягиваю с себя трусы вместе с колготками и бросаю их на платье. Стою перед своим нареченным целомудренно нагая и даже не пытаюсь прикрыться руками: "ваш приказ выполнен". Максим берет меня за плечи, поворачивает задом и передом.

- А ты, Наташа, голая еще красивее. - Рассматривает меня с каким то детским удивлением.

Потом притягивает к себе и целует. Проклятая разница в нашем росте очень мешает. Максим берет меня за попку и приподнимает, а я встаю на цыпочки, на самые пальчики. Торопливо расстегиваю его рубашку, пояс брюк, вожусь с пуговицами ширинки. И вот он в одних плавках, а я в виде "вполне готовом к употреблению". И, наконец, раздается самое последнее:

- Ложись в постель, Наташа.

Под его жадным взглядом я голая стелю нашу первую постель, ложусь и от страха свертываюсь в клубочек. Максим снимает плавки - так вот какой у него "инструмент в рабочем состоянии"! Ложится рядом, целует в губы, в соски, в живот; гладит ляжки, переворачивает на бок и больно стискивает ягодицы, гладит лобок и проникает пальцами а складку под ним. Сжал клитор! Я раздвигаю ноги и принимаю его на себя. Мозги выключились. Максим прижался ко мне своим голым телом.

Смешно, но я, который в бытность мужчиной сам трахал девушек, сжимаюсь от страха, когда его член приник к девичьему входу, надавил, толкнул. Максим с силой вгоняет в меня свой горячий инструмент. Правду говорят, что первый раз это всегда насилие над телом девушки. Пусть немного, но насилие. Я кричала:

- Ойй! Мама, больно!

А где-то в глубине сознания бывший мужчина Витя Долгих шептал: "значит, вот как это бывает, вот что испытывает девушка в первый раз под своим женихом"! Во мне движется не просто жених, а дикий возбужденный самец. Он жадно целует, мнет мое тело и толкает, толкает в меня свой твердый член. Дорвался, родимый...

Я всхлипываю.

Тогда мне впервые открылась тайна - оказывается я люблю жесткий, яростный секс. Мне нравится быть в подчиненном положении у Макса, ощущать себя рабыней, его собственностью. Это открытие как молния пронзило мозг, а тело продолжает содрогаться в серии оргазмов. Мне было очень больно, но восхитительно! Мне казалось, что это никогда не кончится.

Мы отдыхаем. Спрашиваю себя о впечатлении: "Было очень больно, но я и дальше хочу полностью принадлежать своему Максику, отдаваться дорогому мужу, выполнять все его желания".

Максим странствует руками по моему телу и спрашивает:

- Ты довольна? Получила все, зачем мы пришли сюда?

Вопросительная интонация требует ответа. Я растерялась, потому что я этого хотела, но что может сказать девушка, которой только что порвали целку:

- Да, любимый, но в другой раз будет еще лучше.

- Ты самая классная, самая красивая женщина. - Говорит Максимом с убежденностью в своей правоте.

Его раздувает гордость: еще бы, он только что лишил невинности свою невесту, сломал целку, сделал девушку женщиной. Ох, мужики, мужики! Нашли чем гордиться. Да каждая девушка знает, что рано или поздно этим кончится любовная игра. И я был таким же глупым парнем, но теперь у меня между ног просверлена дырка для заливания спермы.

А потом мы поехали представлять мамаше меня в новом качестве.

- Знакомься, мама, это моя жена, - сказал Максим.

Матушка охает, обнимает и целует меня. А потом всплакнула и шепчет мне на ухо: "скорее давайте мне внуков".

На другой день он перебрался жить ко мне, и начали мы "кувыркаться". Это слово мы с Максиком придумали на замену дурацкому слову секс. А как еще попросить этого у мужа: давай сношаться, трахаться? Нет, мы кувыркаемся во всех мыслимых позах. Мой муженек оказался лакомкой и большим выдумщиком. Каждый день мы испытываем новую позу. Я лежу высоко задрав ноги или сгибаю их в коленях, прижав голени к бедрам. В другой раз оседлала его верхом и насаживаюсь на торчащий колом член. Тут между нами возникает спор, кому из нас активно двигаться.

- Работай - просит мой муженек.

- Не хочу - отвечаю я капризно.

Но Максимушка знает, как заставить меня работать. Нежненько гладит мои тити, мои молочники, а потом начинает играть сосочками - мнет их, щиплет и, наконец, (коронный номер!) царапает ногтями. Мои соски особо чувствительная область, меня сразу захватывает такое возбуждение, что начинаю двигать попой, вертеть ей во всех мыслимых направлениях.

Я учусь ласкать, открываю на теле мужа точки возбуждения, учусь касаться этих мест, нежно скользя по коже лица, груди, ног, живота. Учусь захватывающим дыхание поцелуям, учусь половому акту, в котором имеется бесконечное количество оттенков. Все имеет значение: ритм и скорость совместных движений, амплитуда и направление. Я научилась без слов выражать свое чувство любви, признательности и нежности языком движений навстречу половому члену. Как красноречив может быть мужской член, как много могут сказать женщине его ласкающие прикосновения к половым губам и стенкам влагалища! Но он может грубо распирать и ломиться в самое сокровенное пространство, и в этом есть своя прелесть.

Муж не устает любоваться моим телом, когда мы вместе дома просит меня ходить нагишом. Но в доме прохладно, я надеваю одну только кофточку, а от талии и ниже все в естественном виде - можно и любоваться и поиграть прелестями женушки. В таком наряде, почти голой, хлопочу на кухне, готовлюсь накрывать ужин. Максим не может утерпеть, ловит меня и начинается наша игра, в процессе которой я успеваю его раздеть. А потом муж укладывает меня животом на стол и намеревается войти в меня сзади:

- Раздвинь ножки, дорогая.

В этой игре мне отведена роль Недотроги. Лежа на столе я прикрываю ладонями киску, которая соблазнительно выглядывает между ляжек.

- Нет, нет, нет! Мне нельзя, я девушка честная! - а сама встаю на цыпочки, поднимаю повыше свою мягкую часть.

Максим бесцеремонно надавил мне на шею, прижал к столу. В ложбинку моей попки уперся твердый член. Вошел между губками, углубился и я начинаю подаваться ему навстречу. Хо-ро-шооо! Максим меняет позы, подталкивает мое послушное тело, наклоняет, переворачивает, и снова вгоняет в меня свой властный ствол.

Кажется, я в положении и мне предстоит визит к гинекологу. А врач то мужчина! Конечно, он ежедневно в такое количество женских дырок заглядывает, что сексуальный интерес просто исключен. Но все же - врач то молодой! Рассказывая про свои симптомы стесняюсь, смущаюсь. Хорошо, что с врачом в кабинете находится медсестра.

- Заходите за ширму и раздевайтесь. Нет, кофточку можете не снимать. И сережки тоже - что за плоский юмор, но мне стало как-то спокойнее.

Лежу в этом позорном кресле задрав ноги. Врач раздвигает пещерку нашего с Максиком кувыркания, осматривает, измеряет ширину таза.

- Да, вы беременны. Будете аборт делать?

- Что вы, конечно, нет!

- Тогда поздравляю. - Снабжает меня целой пачкой направлений на анализы и рецептов в аптеку.

Выхожу из гинекологии и мысленно анализирую свои чувства: "Так-то вот, мой мальчик, Витя Долгих, многократно выебанный своим мужем в разных позициях, наполненный спермой до горлышка, а теперь и беременный. Какие впечатления"? Отвечаю самому себе: "А ты знаешь, мне понравилось и быть девушкой, и когда стал женщиной. В постели с мужем просто восхитительно. Становиться под ним в разные позы интересно и приятно. Оказывается, девушки от интимной ласки и женщины от секса получают громадное удовольствие, которое мужскому полу и не снилось.

Сейчас даже рад, что забеременел, интересно, как этот процесс будет развиваться, скоро ли начнет тошнить? Больно рожать - что же, потерплю и потом буду кормить ребеночка, для того мне сиськи и даны... ".

Неожиданно закружилась голова и я присел на скамейку.

ПРЕВРАЩЕНИЕ ВТОРОЕ

Очнулся уже в другом мире.

Я сижу на телеге в длинном обозе, который везет в Москву продукты к барскому столу. Машинально хватаюсь за грудь и нащупываю маленькие, с младенческий кулачек, тити. Я теперь крестьянская девочка тринадцати лет, которую родитель отправил в столицу зарабатывать деньги в счет положенного нашей семье оброка.

Рядом со мной сидит на телеге та самая ведьма, мамаша Наташки-школьницы. Смотрит на меня злющими глазами.

- Ишь, устроился, замуж по любви вышел, пузо наращиваешь. Срамота - парень родить ребеночка собрался! И в новом воплощении начал с удачи. Барыня вместе с родными детками воспитывала, грамоте обучила. Но уж я тут подсуетилась - померла барыня в год французского нашествия. И вернули тебя отцу, у которого и так семь голодных ртов по лавкам. Вот теперь поживи в людях, гни спину с утра до темна, угождай каждому. И ёбарей на крестьянскую девку в Москве много найдется. Счастливо плодить ублюдков. - плюнула и исчезла.

Скрипят телеги, едет девочка Наташа из деревни Гореловки в Москву, наниматься в работницы. Два года предстоит работать без оплаты - за хлеб и стол. Выучусь, стану кухаркой или швеей, и тогда заработанные деньги буду тятеньке посылать. Страшно мне: Москва город великий, народу тьма, боюсь заплутаться-потеряться.

Приютили меня не первое время наши, гореловские, их много в Москве на оброке собралось. Поступила я в кухмистерскую майорши Ивановой, на кухне помогаю, посуду мою и со столов прибираю. Майорша женщина добрая, хотя порой и отвешивает мне подзатыльник. Высекла меня только один раз, но не из своих рук, а в полицейскую часть с запиской послала.

Там пороли крепостных, которые перед своими господами провинились. Пошла я туда с запиской. Вижу в большой комнате стоит скамейка, на которой провинившихся секут солдаты инвалиды. Рядом стоят те, которым порка предстоит. Тут и лакеи, и комнатные девушки и мальчишки из трактиров, ну и я в очередь встала. Как очередь подходит, крепостной отдает записку солдату - сколько ему розг положено - и готовится. Мужики и мальчики штаны спускают, а которые женского пола, так они подол высоко задирают и на скамейку ложатся. А мне велели совсем сарафан снять, поскольку я еще не доросла до взрослой крестьянки.

Только когда я заголилась один солдат и говорит:

- Непорядок получается, она уже не ребенок, ишь титьки то появились и задочек совсем круглится. До того я и не обращала внимания, какой у меня задочек, и тут мне так стыдно стало. Поскорее легла на скамейку и лицо в ладони спрятала. Так и лежала под розгами.

Пороли солдаты не так чтобы сильно, да и к розгам я привычная. Бывало, когда жила в доме у барыни, она и меня вместе со своими детишками порола. Оно и понятно, если барских детей секут, то как же крепостной девке задочек не отполировать. У нас кухарка на барской кухне была шибко грамотная, так она из Библии всегда приводила:

Да убоится раба господина своего

и да посечет ей задницу для блага ее же.

Так вот и барыня каждую субботу деточек порола и меня с ними, поскольку они со мной играли. Первой всегда меня под розги укладывали, нельзя благородных пороть, если раба еще розг не попробовала. В как высекут меня, таки барчуку черед настает. Кончат его сечь, наденет Павлуша штанишки и уходит. Только после того заголяли и секли девочек - нельзя благородный женский пол при мальчике заголять. Так что я к розгам привычная была и на майоршу обиды не держала.

Так рассуждает крепостная девочка Наташа, а мужская половина моей души возмущена сверх всякой меры. Меня мальчиком в детстве никогда не пороли. А вот теперь высекли. Вы никогда не подставляли свой зад под гибкий ивовый прут - незабываемое остается впечатление! И что из того, что пороли девчоночью попку, больно было мне, Вите. Какой удар по психике испытал взрослый парень, лежа голышом под розгами солдат, да еще и на виду у мужчин. Впрочем, для них вид голой девочки на скамейке под розгами не диво, крепостных порют постоянно.

Деревенская девочка впитывала новые впечатления: "жизнь московская куда как благороднее деревенской. Тут и качели на масленицу, и мужик с куклой Петрушкой зайдет, веселит народ. А в воскресенье после церкви полюбила я на Девичье поле ходить, смотреть на шутов балаганных".

Так вот и шла моя жизнь. На втором году я уже хорошо стряпать могла, кухарку даже заменяла. Пища в кухмистерской простая: щи суточные, бараний бок с кашей, да кулебяка. И народ к нам ходил простой, благородные господа редко заглядывали. Но был среди них один, про него говорили, что он полный статский генерал, действительный тайный советник.

Девочка Наташа долго этим рассказам не верила. Не походил он на генерала, даже статского. И сюртук на нем весь в пятнах, и туфли не начищены, говорит совсем по-простому, как разносчик какой-нибудь. Сам толстый, лицо обрюзглое в бакенбардах, усов не носит. А без усов какой может быть генерал. Императором Александром Павловичем указано, чтобы военные чины с усами были. И еще люди простые смеялись, что он любит на пожары смотреть. Как только где загорится, берет он извозчика и едет на пожар. Стоит, опершись на трость, и смотрит на работу пожарных, а когда огонь потухнет, он домой уезжает.

Звали его Крылышкин Иван Порфирьевич.

Я, Виктор Долгих ахнул, когда впервые услышал эту фамилию - басни этого поэта пережили время, я их в школе учил. Второй моей половине - девочке Наташе - эта фамилия, конечно, ничего не говорила. Сидит за столом живой классик русской литературы и хлебает щи. Вертится перед ним девочка Наташа, старается услужить, а потом еще и прислугу, лакеев расспрашивает о чудном барине. Лакеи знают о господах все и очень любят о них рассказывать. Тем повышается в их глазах собственная значимость.

Гораздо важнее было то, что сам Иван Порфирьевич обратил внимание на бойкую девчонку и... купил ее у прежних господ.

Как сейчас помню, в обед пришел к нам господин Крылышкин, а майорша мне и говорит: - Это твой новый барин, купил он тебя.

"Продали, как бурую корову" - горько усмехнулся Витя Долгих и пошел за барином в его квартиру на Ильинке. И началась новая жизнь. Живет барин одиноко, жены и деток не имеет, дальних родственников не признает. По воле Государя Александра Павловича числится он смотрителем в Императорской библиотеке, но на службу не ходит, и жалование ему чиновник домой приносит. Был он из мелкопоместных, но всей Москве известен и уважаем. Самые знатные за честь считают пригласить в гости обласканного царем сочинителя патриотических басен. Но он ходит только к тем, где кормят отменно - очень любит покушать мой барин. И не французскими чудесами его в гости заманивают, а русской кухней со стерляжьей ухой, ботвиньей, кулебяками и гречневой кашей.

Встаем мы поздно. Иван Порфирьевич чуть ли не до утра в гостях у знатных господ пребывает, а потом спит до полудня. Дома он ел редко, больше чай пил со всякими заедками. Потому я обедов и не готовила, только убирала в доме, стирала, обувь чистила и самовар ему ставила. Вот через этот самовар и завертелась моя история.

Ночью спала я на кухне на войлоке и по крестьянской привычке голой. В доме то тепло, дров барин не жалел. А если холодно, можно сарафаном сверху накрыться или даже шубейкой. В исподнем только господа спали, а у подлого люда ни исподнего, ни специальной ночной одежки и в заводе не было. А чего мне стыдиться: все девичьи места у меня только расти начали. И волосики между ляжек - редкие да светленькие - почти не заметны, так что у меня это место смотрится, как у маленькой девочки. И дела нет, что в соседней комнате барин находится, он мне совсем старым казался, хотя ему и сорока не было. Но в пятнадцать лет все, кому больше двадцати, стариками кажутся. Я не стыдилась и не стеснялась старого барина. Через это и пропало мое девичество.

Пришел как-то барин рано, еще только полночь пробили. В тот день его карпом жареным угощали, да невкусным он показался Ивану Порфирьевичу и мой барин домой отбыл. Дома чаю захотел, заходит в кухню, а я голяком на полу раскинулась, сплю. Сколько-то время глядел на меня барин и потом говорит:

- Наташка, поставь самовар.

Я, как спала, подхватилась, и начала самовар раздувать, он с вечера еще горячий был. Собираю на стол чашку, сахар, вазочку с вареньем. Хлопочу перед барином с голым задом и передом. А Барин сидит на стуле и смотрит на меня, отставив губу. Запыхтел самовар, а я думаю: "одеться надо, барину неприятно меня видеть голозадой". Еще раз скажу, тогда я стыда не почувствовала, просто неприлично рабе при господах голяком ходить. Потянулась, было, за сарафаном, а барин не позволил:

- Оставайся так.

Воля барская, прислуживаю ему голая, хотя и грешно это. Ох, как грешно! И так повелось, что вечерний чай я стала всегда подавать, в чем мать родила. А барину это нравилось... Дня не проходит, чтобы копеечку мне не подарил. А я денежки прячу, коплю, чтобы тятеньке в деревню отослать. Получается, срамотой своей у барина копейку зарабатываю. И не догадываюсь, что приглянулись Ивану Порфирьевичу мои девичьи телеса. Как это кухарка из Библии приводила:

И возжаждал он ее и захотел поиметь...

В то воскресенье я пошла в церковь, а барин на диване лежал и мечтал. Даже не одевался с утра в партикулярное, только халат на исподнее накинул. Так у него всегда бывало, когда новую басню сочинить готовился. Отстояла я обедню, пошла Москву поглядеть и заблудилась - не знаю, как домой вернуться. Только к вечеру подошла к квартальному надзирателю и попросила меня к барину отвести. А он было засмеялся:

- В Москве бар мильён, тебе которого?

- Я раба барина Крылышкина - отвечаю. - квартальный даже встрепенулся.

- Сочинитель? Тот, что басни пишет и от Государя пенсион получает?

Сразу кликнул будочника из отставных солдат и приказал меня по месту доставить. И доставил в короткое время.

А барин гневается. Ушла девка в церковь и обратно ее нет, самовар поставить некому, некого в трактир за суточными щами послать. Завел меня будочник в квартиру, откозырял Ивану Порфирьевичу, как на царском параде:

- Извольте получить, ваше сиятельство, свою рабу заблудшую. - Принял рубль благодарности, поклонился и ушел.

А на меня барин осердился.

- Где же ты бродишь "колобкова корова"? Самовар у тебя не поставлен, свечи не зажжены, вот я тебя посеку, раба нерадивая!

"Ах, грехи мои, - думаю - наверное, завтра в участок пошлет с запиской, чтобы солдаты инвалиды меня высекли розгами. Но не стал ждать утра барин, взялся за мухобойку и сказать изволил:

- А ну, ложись животом на стул.

Он меня на стул послал, потому что скамейки для порки подлых рабов у нас в квартире не было. Легла, жду своим задом наказания из собственных рук барина. А мухобойка у нас знатная - подметка от туфля из тонкой кожи на деревянной ручке. Влепит барин такой по моей заднице - мало не покажется. Чувствую, задирает барин подол моего сарафана - сейчас начнет. Я уже кричать и прощения просить приготовилась, но не начинает он бить, гладит холеной барской ручкой половинки моего зада. А потом между ляжками забрался и девичью тайность стал пальцами трогать. Я лежу покорно - воля барская, высечь меня или щупать.

Вдруг подхватил меня барин поперек живота, поднял и отнес на свою барскую постель. Охнуть не успела, как он снял с меня сарафан и опять я перед ним голяком - только не за самоваром, а на перине лежу. Только тут я догадалась, что сейчас меня барин "испортит", лишит девичества. В усадьбах баре частенько деревенских девок портили. А что можно поделать: плачет, жмется девушка краса длинная коса, когда ее голую в барскую опочивальню приведут, но покоряется воле господской. Иных после первого баловства при себе господа держали, а которых отсылали обратно в деревню. Тех несчастных потом никто замуж не брал. Так и оставались бобылками.

- Барин, миленький, - молю его - пожалей меня бедную, кто же меня порченную замуж возьмет!

А ко мне, и правда, лакей из соседних номеров приглядывался, гулять на Девичье поле водил, орехами угощал. Мечтала глупая девочка, что поклонится он моему барину и тот разрешит нам жениться. Как же, разрешит - барин сам пожелал мной воспользоваться.

Навалился на меня барин Иван Андреевич, чуть не задавил, ляжки мне раздвигает, а я плачу, умоляю его:

- Пожалуйста, пожалейте меня, - воткнулся он в мое девичество, а я кричала от боли.

Ебет барин пятнадцатилетнюю девочку Наташу, как простой мужик какую-нибудь скотницу. А я, Витя Долгих, корчусь под ним от боли в порванной целке, наблюдаю, как этот боров насилует меня в теле девочки...

Три раза в ту ночь трахал меня барин, а потом отослал спать на кухню. Плакала я. Утром проснулся барин рано, затребовал самовар. Я, как обычно, его голая принесла, но не смотрю на него, отворачиваюсь, так мне стыдно. Иван Порфирьевич поставил меня между колен, щупает мои сиськи и утешает:

- Ты не плачь, Наташка, я тебе пряник подарю.

Пряники московские сладкие, но что мне теперь с собой, испорченной барином, делать? А он моей кручины не замечает, одной рукой сиську, другой мой зад щупает. И вдруг стало мне так приятно, обняла его руками за шею и поцеловала. Крякнул барин от удовольствия и опять отнес меня на постель. Только не положил, а поставил на четвереньки, кверху задницей. Воткнул в меня своего барского "старосту", руками за сиськи ухватился и толкает в меня, толкает. Я, хотя еще совсем девочка, но понимаю, от чего дети бывают. Замечаю, что он не бережется, все в меня выливает. Прошу его:

- Барин, не спускайте в меня, как простой мужик деревенский. Будет ребенок, куда я с ним. - Не ответил мне ничего мой барин Иван Порфирьевич Крылышкин, классик русской словесности.

Насытился мной, отдыхает, а меня сверху на себя положил и задницу мою гладит своей барской ручкой. Потом взял в рот сосок, покусывает его и сосет, как дитятко малое. Ах, грех какой! Снова его прошу:

- Барин, грешно вам у девки крепостной титьку сосать. Отпустите меня в монастырь уйти.

Не слушает барин, перевернул меня на спину и снова воткнул в меня. Лежу под ним с разведенными ляжками, а он толкает в меня "старосту" своего и за соски щиплет. И вдруг начала я под барином задницей играть, то навстречу ему подаюсь, то под себя ее подбираю. Очень это моему господину понравилось.

И стала с того дня девка деревенская полюбовницей своего барина. Часто меня в свою постель брал, а однажды пришел среди ночи ко мне на кухню и прямо на подстилке войлочной мне ноги раздвинул. И доигрались, стал у меня живот расти, выблядка в себе ношу. Ну, думаю, пропала я. Но добрым оказался мой барин, родить отправил к хорошей повитухе. Через месяц доченьку отдали кормилице, а я опять к Ивану Порфирьевичу вернулась, снова у него служила, под ним ляжки раздвигала и задом играла.

Еще двух деток от него родила. Как сосать у кормилицы молоко перестали, забрала их к себе. Росли они в квартире барина Крылышкина, при мне на кухне. Из господ никто не догадывался, что это его детки. Но любил их барин, говорил часто:

- Ванюшу надо обязательно в гимназию определить, по окончании чин коллежского регистратора получит. А если университет закончит, будет титулярным советником - это уже личное дворянство.

Ванюша уже в гимназию поступил, когда умер мой барин. Родня на наследство налетела, мне кричат:

- Убирайся из квартиры поблядушка.

Оказалось, что получать им нечего. Квартира была не его, а казенная. Свое немалое собрание книг он Императорской библиотеке завещал. Мне с детками вольную дал, домик заранее купил и пенсион назначил. Остальные деньги в банке лежат для наших деточек. Дочери свою долю получат к свадьбе, а сынок Ванечка по достижении двадцати лет. Так вот собственной пиздой заработала я капитал своим деткам. Зачала их, не сказать, чтобы в любви - насильно взял меня барин, - но что было, то было. Так и живу, не девица, не честная вдова.

Стали ко мне свататься разные женихи. И решила выйти замуж за будочника из нашего околотка, поскольку бабе без мужа никак нельзя. Некому поторговаться с мужиками, которые дрова привезли, с водовозом или с дворником. Некому и Ванюшу посечь розгами, если забалует. Муж хороший попался, меня только один раз ремнем выпорол, когда узнал, что не можно ему деньги, завещанные Крылышкиным, из банка забрать и в оборот пустить. А так живу не хуже других баб в нашем околотке. Будочник меня и деток приблудных в строгости содержит. Я ему еще двух деток родила.

В день, когда Ванюша гимназию закончил, пошла я в церковь, помолиться за упокой души доброго барина Крылышкина. И вдруг возникла на дороге передо мной ведьма, та самая мамаша школьницы Наташи, что Витю Долгих в девушку превратила.

- Ишь, - говорит ведьма - как ловко устроилась, Наташа. Доброго барина своими телесами прельстила, деток народила целую кучу. За мужем-будочником живешь, как за каменной стеной. Подумаешь страдалица какая, разочек отходил ее муж ремнем. Послужи теперь и задом, и передом степным кочевникам.

От страха я бросилась бежать и юркнула в первые попавшиеся ворота.

ПРЕВРАЩЕНИЕ ТРЕТЬЕ

... и распахнулась передо мной бескрайняя степь. Еще не поняв ничего, схватил себя за грудь. Сиськи на месте, значит я все еще женщина. Но ни в первой, ни во второй девичьей жизни я не была такой полненькой. Легкое тело играет молодостью, мне, дочери сибирского казака не сорок, а шестнадцать лет. Где-то позади казачья станица Пресновская, а мы с подружками идем в степь за душистой ягодой земляникой. Надо быть осторожной в степи на границе казачьей Горькой линии, рядом с землями неспокойных кочевников киргиз-кайсаков.

Когда моя бабушка была еще девочкой, часто рубились казаки со степными соседями, обороняли от набегов русскую границу. Те и другие воровали людей, возвращая за выкуп, а девок и баб себе оставляли. Многие в нашей станице черноволосы и имеют широкие скулы. Эти черты достались потомкам от бабки или прабабки, приведенной из степи киргизки, родившей мужу казаку детей.

Сейчас только киргизы иногда воруют девок. Если быстро соберутся казаки и отобьют ее, для девки все кончится испугом. А если киргиз успеет девку "испортить", лишить ее девичества, то не примут ее обратно родители - кому она такая нужна. Поэтому стоило бы нам позвать с собой парней с ружьями. Но понадеялись незнамо на что. И напрасно. Выскочили из-за кургана всадники, девки с визгом кинулись бежать в буерак. Там, в зарослях тальника, нет хода всаднику, а кривоногий всадник киргиз пешком бегать не мастак. Только я, неразумная, побежала в открытую степь. Догнал меня всадник и начал бегущую девку пороть по спине плетью.

С третьего удара я от боли упала и залилась слезами. Киргиз схватил меня за косу, поднял. И вот я бегу рядом с его конем, а всадник иногда меня плетью подбадривает. Когда сил у меня не стало, подхватил он меня на седло. Отъехав достаточно далеко, слез киргиз с коня и меня спустил на землю.

Еще раз вытянул плеткой по спине для убедительности и... поставил девушку на четвереньки. Платье на спину завернул и щупает мой голый зад. А я от страха стою покорно и даже кричать не могу. Киргиз, не стесняясь, спустил штаны, погладил торчащий член и пристроился сзади. Чувствую, водит членом по ложбинке между половинками зада. Стыд какой! Ни один парень из казаков мне члена не показывал, не говоря уже о том, чтобы подол на заду поднять. Я сжимаю плотнее ляжки и думаю: "Ну, Наташка, кончилось твое девичество, сейчас он тебя испортит".

Однако, киргиз желал и похоть свою потешить, и цену украденной девке не снизить. Развел в стороны мои половинки, как будто булку хлеба разломил, два пальца в задницу мне засунул и растягивает пошире. Тут я закричала от стыда и боли. Это надо же, православную девушку, казачью дочь грязный киргиз собирается в задницу выебать!

А насильник мой уже член твердый приставил, сильно надавил в заднюю дырочку и воткнулся в нее! А чтобы я не упала, киргиз просунул руку мне под живот и забрал в горсть волосы на лобке. И толкает, толкает, всаживает член, прижимаясь к мякоти моих ягодиц.

Стою под ним на четвереньках, кричу от боли, но вырваться и не пытаюсь. Первый раз во всей моей жизни (и в мужском, и в женском обличии) меня ебут в попку - БОЛЬНО, но щекотно там и, даже в чем-то приятно. Ели удержался Витя Долгих, чтобы не начать ему подмахивать, навстречу его члену подаваться.

Лежит на земле без сил, выебаная в зад, опозоренная казачья девушка и ревет в полный голос. Киргиз, как ни в чем не бывало, одернул мое платье и снова подхватил на седло. Лежу поперек его колен, голова и ноги свесились, а он меня по заднице похлопывает и песню какую-то горланит на всю степь. Так и привез меня на летнее стойбище.

Стою посреди конных киргизов, их баб и набежавших детей. Лицо зареванное, платье измято и коса растрепалась. Киргизы по-своему кричат, спорят о чем-то. Потом один молодой слез с коня, подошел и начал меня щупать, как лошадь на ярмарке. Я заливаюсь слезами, а он в рот мне заглядывает, сиськи руками мнет, по заднице хлопает. Опять спорить начал и по рукам ударил с тем всадником, что меня привез. Тут и поняла я, что меня продали молодому киргизу.

Посмотрела на него внимательно: красивый парень, широкий в плечах и совсем не узкоглазый, как другие киргизы. Что-то он со мной сделает? А в душе понимаю, что пришло время попрощаться со своей девичьей честью. У нас, сибирских казаков, девичья нетронутая честь превыше всего была. Порченую девку никто замуж не возьмет. А если в первую брачную ночь окажется, что невеста себя не соблюла, то быть беде великой.

Замечаю среди толпы киргизок толстую женщину с добродушным типично русским лицом. Она подходит, берет меня за руку.

- Пойдем, Наташа.

- Господи, да откуда вы мое имя знаете, - удивилась я.

- Здесь всех украденных женщин зовут Наташками. И ты Наташка, и я Наташка, хотя меня крестили Матреной. Очень давно мой нынешний муж Сабыр с другими киргизами напал на работавших в степи казаков. Казаков наших побили, а меня он похитил и сделал своей второй женой. Много детей ему родила. Мой младший сын Темир и купил тебя у батыра. Десять молодых кобыл отдал за тебя в уплату.

От меня он наполовину русский, умеет говорить по-нашему, знает русские обычаи, но остается киргизом. Они говорят: "Женщина знает только один способ осчастливить мужчину и сто способов сделать его несчастными". От души желаю тебе осчастливить моего сына и никогда, ни одним из ста способов не сделать его несчастным. Постарайся угодить ему, покажи красоту своего голого тела, будь ласковой и станешь его любимой женой. Всегда помни: он твой муж и господин, по закону киргиз-кайсаков имеет над тобой полную власть.

- Но я еще девушка - возмутилась я.

- Сегодня перестанешь быть девушкой. У киргизов есть поговорка: "Бог создал девушку, а мужчина сделал ее женщиной". Наберись терпения, думаю, он до самого утра будет пировать над твоим телом. Вот его летовка, заходи, раздевайся. Ему понравится, что ты голой ждешь своего господина и мужа.

Летовки киргиз-кайсаков представляли собой обычные в степи дома: стены между столбами заплетены тальником и обмазаны глиной, крыша застелена тем же тальником и покрыта пластами земли, легкая дверь, проемы окон от жары и мух завешены чистыми тряпками, пол внутри вымазан глиной. Никакой мебели, едят и спят на полу. Мужчины проводят день в седле около табунов. Женщины готовят еду на сложенных во дворе печках, во дворе же шьют, нянчат детей, пекут лепешки, готовят кумыс из кобыльего молока.

Что мне делать? Главное для любой женщины - свитое ей семейное гнездо, которое она холит и оберегает. А начинается это гнездо между ног женщины. Этим местом она его создает. Ради семейного гнезда покоряется девушка мужчине, отдает ему ласку своего тела. Вот и мне выбирать не приходится, нужно вить свое гнездо с мужем киргизом. Покоряться ему, родить детей и растить их под защитой своего киргиза. Умная девушка покорится, глупая без семейного гнезда, без деток останется.

Заголилась и жду... Господи, в третий раз девушке Наташе предстоит лишиться целки, стать женщиной, женой четвертого мужа. Да, жестоко наказала колдунья, сменив пол Виктору Долгих и превратив его девушку.

Вошедший Темир имел почти русские черты лица и был красив, как все полукровки, соединяющие в себе свойства русской матери и кочевника мужчины. От отца ему достались черные волосы и глаза, да широкие скулы. Посмотрел в угол, где дрожит от стыда голая девка.

- Встань и подойди.

Встала и покорно подошла, прикрывая одной рукой сиськи, второй срамной хохолок от которого начинаются ляжки. Мужская половина моего сознания криво ухмыляется: "стою в позе Винеры на картинах эпохи Возрождения". Моему естеству девушки, дочери сибирского казака нестерпимо стыдно стоять голой перед киргизом. В голове всплывает слово из прежней жизни: "это унизительно"!

Красивый Темир приподнял ладонью мою сиську, будто на весах взвесил, и крепко сжал.

- Толстая Наташка, сисястая, лежать на тебе мягко и зимой спать с такой тепло.

В нашей станице, желая похвалить девушку, парни говорили, что она задастая и сисястая. Таково у сибирских казаков было представление о девичьей красоте. И тут Темир ничего нового не прибавил. Вторая рука Темира стиснула половинку моего зада - в уме казачьей дочери Наташки всплывают слова из прошлой жизни: это ягодичка, две ягодички образуют попку, попу, попочку, которую парням приятно щупать. Вот и щупает меня Темир за это самое место.

Оставил Темир в покое мой зад, просунул руку между девичьих ляжек и забрал в горсть все самое стыдное. Пальцами складочки заветные перебирает. И вдруг стало у меня жарко и щекотно ТАМ. Не заметила, как сама ноги расставила, ляжки широко развела. Краснею от стыда до самой задницы, а не могу сжать ляжки - так приятно от его руки. И сиськи мои налились, стали такими тяжелыми, соски на них отвердели, вперед вытаращились. Не видит моя матушка казачка, как доченька любимая стоит голая, раскоряченная и грязный киргиз ее за все стыдные места хватает безжалостно!

Темир вынул руку оттуда и провел пальцем мне по губам.

- Мокрой стала, Наташка, хороша будет под мужем.

И правда, палец мокрый и пахнет чем-то, но не обоссалась же я. В том возрасте казачья девушка еще не знала, что при возбуждении пизда становится мокрой. А Темир опять взял меня за задницу, развернул и подталкивает в угол, где лежат ковровые подушки и свернутое атласное одеяло.

- Расстилай одеяло, Наташка, и ложись, буду тебя по-русски ебать, твою целку ломать.

В недолгие дни он меня по-разному перепробовал. Узнала я, что по-русски это когда женщина на спине лежит. По-своему киргизы любили, чтобы она на четвереньки встала. А по обычаю соседей куманов женщина должна стоять нагнувшись, уперев руки в колени. Так они стоячкой своих жен трахали, так и детей делали. Всяко меня муж потом ставил, было и по-арабски, и по-индийски.

Откуда они набрались такого поганого знания? Жил с ними родственник ходжа, в Мекку ходил и потому носил зеленую чалму. Книги на всех языках читал: арабские, еврейские, индийские. Но большой хулиган был, их водку бозу пил не хуже наших казаков. А больше всего на свете любил читать ученые книги о том, как мужчина и женщина в порыве страсти соединяются. Молодым парням киргизам их вслух читал, да не только читал, но и показывал. Жила в их роду еще одна Наташка, девка тощая, злобная. В жены ее никто не взял, за работницу была, из коровьего навоза кизяки лепила. Так вот ее приведут, заголят и ставят по-всякому, как ходжа в книге прочитал. Обсуждают между собой, удобно или нет так получается. А для проверки, кто-то из парней спустит штаны и выебет ее. После этого она опять брюхатая ходит, очередное безотцовское дитя родит. А то и совсем поганое сотворят. Рассказал ходжа, что можно мальчиков вместо женщины использовать. Все это я потом узнала.

А сейчас я голая расстилаю широкое одеяло, ложусь на спину, руки за голову закинула, не прикрываю срамницу. Думаю про себя: "лежишь, готовая для употребления, в той позе, в какой тебя когда-то Максим нарисовал. Сколько ты ломалась-упиралась, пока ляжки раскинула и ему, своему любимому, дала. А под этого киргиза сразу улеглась, и не брыкаешься. Потому, сила его".

А Темир рубаху снял (какое у него красивое мускулистое тело!) и штаны спустил, бесстыдник! Ой-ой-ой! Это не просто мужской орган, не член, а целый хуище, такой длинный! Хорошо, что не очень толстый. Раздвинул он мои ляжки, придавил своим телом, и попрощалась Наташа со своей девичьей невинностью. Как он воткнул, как насадил меня на этот стержень! Думала, что проткнет насквозь и конец из горла вылезет. От этого страха, от того, что сдавил Темир мои сиськи, я даже боли почти не почувствовала, когда он мою целку прорвал. Кричала под ним громко и жалобно, но не столько от боли, как от страха, от жалости к самой себе.

Движется во мне его дрын, толкает киргиз лобком в мой лобок, От толчков этих ерзает голова по подушке. Сильные руки до боли сжимают мои сиськи, сдавливают соски. И перехватило у меня дыхание. Я, Виктор Долгих, наблюдаю, как начал я задом под ним играть. То подбираю попку под себя, животом вверх выгибаюсь, то подаюсь тазом вперед, навстречу члену Темира, который этого Виктора Долгих в женском теле использует, трахает, ебет, ебет, ебет...

Зарычал Темир, напрягся, и поняла я, что изливает он в меня свое семя. Лежу я смятая, обессиленная, широко разведя колени согнутых ног. Лежу в той же позе, что под ним со своей целкой распростилась. Темир повалился на бок лицом ко мне и рукой трогает там, где в меня втыкал. Показал мне руку, испачканную девичьей кровью.

- Молодец Наташка, хорошо подо мной задом вертела, колени задирала. Молодец, что подарила мне свою целку. Завтра, когда поеду табун пасти, сложу песню о твоей девичьей крови, о том, как ты предо мной голая стояла, как под меня легла. Буду эту песню весь день петь. А вечером ты опять голой встретишь меня в летовке. Снова у нас будет скачка, будем твой живот детями наполнять.

"Значит, понравилась я ему. Значит можно под его защитой свить семейное гнездо и растить любимых мужем детишек". - Обрадовалась я.

Повернулась на бок, лицом к нему, и неожиданно для себя и к удивлению Темира заревела в полный голос.

- Значит, ты доволен, я тебе понравилась... Я так боялась не угодить... Ты не смотри, что я плачу, женщины часто плачут от радости.

Гладит меня Темир по ляжке, а я, будто нечаянно, ладошкой его член накрыла и прошу.

- Почему ты меня не поцеловал ни разу, поцелуй, пожалуйста.

А они, киргиз-кайсаки женщин не целовали, не было у них такого обычая. Завозился Темир, соображает, куда поцеловать. И поцеловал в сосок, не столько губами поцеловал, как зубами легонько прикусил. От такого поцелуя у меня как стрела ударила между ляжек в заветные складочки, в самую дырку Темиром проткнутую. Как бы дальнейшая судьба ни сложилась, в кого бы ни превращала меня ведьма, я этот поцелуй в сосок до смерти помнить буду!

От полноты чувств навалилась я на Темира, грудью к нему прижалась и поцеловала в губы. А он опять на меня залег и снова воткнул в мою бабью глубину. Вот теперь я почувствовала боль в том месте, где он порвал, но стерпела, не показала ему. Согнула ноги, высоко подняла колени (чтобы моему мужу удобно было) и положила пятки ему на спину. Наслаждайся мной, мой киргизский муж, мой Темирчик. И с этого раза мне стало так приятно под ним, что и сказать не могу. Шепчу ему ласковые слова, обнимаю за плечи, а он меня от души ебет!

- Темирчик мой хороший, любимый, буду завтра ждать тебя голой, хочу детишек твоих родить!

* * *

Утром проснулась одна - Темир до рассвета ускакал в табун. Пришла матушка Матрена - я ее всю жизнь не Наташкой, а крещеным именем звала.

- Ну, как ночь прошла?

Застыдилась я, покраснела.

- Хорошо все было, Темир велел опять его голенькой ждать.

Матушка Матрена широко крестится.

- Ну, слава Богу, ты ему понравилась, угодила и он будет тебя любить. А мы с тобой будем подружками.

И подарила мне русский самовар. Киргизки нарядили меня по правилам их женщины. На мне широкие шаровары, мягкие туфли с загнутыми носками, грудь обтягивает белая кофта (ишь, как сиськи торчат!) , а поверх ее бархатная безрукавка. Голова повязана вышитым платком.

Готовлю для Темира сытный не то обед, не то ужин. Самовар кипит, моего мужа дожидается. Вот и он едет на закате и поет на всю степь. И, что удивительно, поет по-русски.

Ночью девушка, днем кумыс.

Время так проводит киргиз.

Скачет он в молодой траве

С куньей шапкой на голове.

Ночью девушка у него была,

Кумыс и чай для него приготовлены.

Темир сидит на кошме в тени летовки, я подаю ему очередную пиалу чая и гляжу влюбленными глазами. Как он хорош, мужчина сделавший в  прошлую ночь меня бабой. Внутри все сжимается в ожидании новой ночи и его ласки. Муж допил чай, перевернул пиалу и кивнул мне:

- Жди в летовке.

Быстро нырнула в дверь, разделась и жду своего мужа. Пришедший Темир гладит мои волосики между ляжек и говорит с каким-то наивным удивлением:

- Светленькие... Мягонькие.

И опять играет моими сиськами, нежно гладит попку, наклонился и покусывает сосок. От этой ласки теплеет в животе и ноги подо мной начинают дрожать. Темир заметил мое изнеможение и говорит:

- Становись по-нашему, по-киргизски.

Видя, что я не понимаю, ставит меня на колени, а потом опускает на четвереньки.

- Вот так надо стоять.

Пристраивается сзади, гладит по самому мягкому месту, похлопывает, как кобылу. Меня охватывает страх: неужели в жопку воткнет?! Нет, нормально воткнул. Держит меня в самом широком месте, натягивает на себя и отталкивает. Потом руками сжимает мои сиськи, мнет их, будто бы молоко доит.

От его толчков, у меня перехватило дыхание, нахлынула сладкая истома, я почувствовала, как меня подхватила и несет горячая волна! И, неожиданно для самой, начала я изо всей силы охать и орать. От собственных воплей я впала в исступление и унеслась неведомо куда... Это был оргазм из оргазмов, такой я испытывал (или испытывала?) только с Максимом. До этого только он дал моему женскому телу такую радость.

Под конец я не устояла на четвереньках, повалилась на живот. Длинный член Темира позволил ему продолжать и в таком положении, прижимаясь животом к моему упругому заду. И в таком необычном положении мне было не менее приятно. Я, Виктор Долгих, то сжимал свою женскую попку до каменной твердости, то распускал ее, превращая в мягкую подушку для своего мужа. Потом, чтобы ему удобнее было, я руками взялась за половинки попы и развела их как можно шире. Это было приятно и... интересно. Да, женщина в сексе испытывает недоступное мужчинам наслаждение.

Мы лежим, отдыхаем после бурного секса. Темир лениво гладит меня по животу, играет волосиками лобка.

- Больше не встречай меня голой, я сам буду тебя раздевать, - говорит он, - так приятно раздевать женщину своей мечты. У меня есть ты и больше мне мечтать не о чем.

Я становлюсь на четвереньки и целую своего мужа в живот, зад мой высоко поднят и Темир начинает его гладить. Мои поцелуи перемещаются на его бедро. Потом я прижалась к этому месту щекой, наслаждаюсь руками, которые гуляют по моей попке. Перед моим лицом вяло свернулся опавший член, только что бывший богатырским хуем. Забавляясь, сильно дую на него.

Темир берет рукой член и проводит им по моему носу. Робкая ласка, мы оба еще не поняли: можно так или нельзя, греховно. Я, не отрывая щеки от его бедра, перемещаю голову ближе. Теперь он проводит головкой члена по моим губам. Я приоткрыла рот, сделала губы колечком и поцеловала головку члена. Легонько, только коснулась губами. Темир оставляет в покое мой зад, пододвигает мою голову ближе. Теперь вся головка члена с обрезанной (по мусульманскому обычаю) крайней плотью у меня во рту. Глажу его языком.

Так мы играем почти каждую ночь. И откуда берутся силы у моего мужа! К вечеру я накрываю для него низкий столик не во дворе, а в летовке, заношу самовар. Когда приходит Темир, пропахший ветром и степью, я по русскому обычаю целую его в губы, а рука мужа уже нащупывает завязку моих шаровар. Одно движение руки и мои шаровары падают на пол. Темир, не спеша, снимает с меня безрукавку и рубашку. И начинает играть моим телом, которое под его руками тает от наслаждения. Потом садится за ужин, а я голенькая подаю ему баранину, наливаю чай. Женщине очень приятно показывать мужу соблазн своего голого тела. Мужчины не в силах понять, как нравится женщине заголяться перед своим любимым. Если она не испытывает при этом наслаждения, значит ее любовь недостаточно сильна.

Насытился Темир и я начинаю спешно раздевать моего киргиза. Стоим голые и его член-богатырь упирается мне в живот. Обхватываю его рукой и вопросительно гляжу на мужа: "можно"? Если он позволяет, опускаюсь на колени теплой водой обмываю член и мошонку, беру головку в ротик. Темир хватает меня за уши и насаживает мою голову - качает взад вперед. Мы одни и никто не видит, что мы проделываем. Но никогда он не спускает в ротик. Его семя мы бережем для моего живота. Главное происходит на постели, в киргизской позе из которой я научилась быстро ложиться на живот и подставлять мужу свой зад в качестве мягкой подушки. Руками растягиваю ягодицы в стороны и вверх, тогда длинный член Темира достает до моей бабьей глубины. Господи, хорошо-то как!

Правильно говорят, что женщиной не рождаются, ею становятся. Я постиг круг женских забот и обязанностей, о которых девушкой не имел представления. Наташа, жена степного скотовода должна ублажать мужа своим телом. Что из того, что он почти никогда не моется и от него разит потом - он мой кормилец, защитник и отец будущего ребенка.

Женщине для любви достаточно одного мужчины - чтобы: раз и навсегда! Мужчина хочет иметь много женщин. Он желал бы целые вереницы выставленных попок, бесконечного ряда голых женщин, лежащих с широко раздвинутыми ножками, и каждую из них иметь на короткое время.

Чтобы Темир не привел в дом вторую жену, я всегда должна быть желанна и каждый раз по-новому. Я ложусь под него по-русски, стою под ним по-киргизски, по-кумански, по-индийски, сажусь по-арабски на торчащий член Темира, который скрестив ноги сидит на полу. Я целую головку его члена-богатыря, беру его в ротик и глажу язычком. Все это доставляет удовольствие и ему, и мне.

Результат достигается идеальный: муж теперь хочет иметь только одну женщину - меня - и притом навсегда; я, его жена, хочу иметь одного мужчину - его, моего Темирчика - раз и навсегда! Что получается? Идеальная по надежности семья.

Но это только одна сторона семейного быта. Кроме того, я готовлю еду, чиню старую одежду и шью новую (на руках, без швейной машинки) . А приготовление запасов сухого сыра из коровьего молока, заготовка топленого масла и копченого мяса. Но главное, женщина хранитель погоды в доме. Семья - это накопитель положительной энергии. Хорошая семья, даже при полярных различиях интересов и взглядов на жизнь, дает энергию, поддерживающую ее членов в любых невзгодах. В плохой семье, рано или поздно, эта энергия истощается и происходит бытовая катастрофа.

Двух месяцев не прошло, а я почувствовала, что не праздная - брюхатая, как говорят русские. Это которого же ребенка будет рожать паренек Виктор Долгих? Троих я родил барину Крылышкину Ивану Порфирьевичу, двух будочнику Зубатову. Еще я был беременным от любимого мужа Максима. Но этого ребенка не успел родить и он не в счет. Значит, тот, что сейчас у меня в животе будет шестым. Накапливается у меня опыт, как должна вести себя беременная женщина, как готовиться к родам и, главное, как рожать в отсутствии врачей акушеров и передовой медицины. Ничего, родил пятерых, рожу и шестого.

Поделилась новостью с матушкой Матреной, а вечером рассказала мужу, который был необычайно рад и горд тем простым фактом, что он меня обрюхатил. Смешной народ мужчины.

Ласки его стали особенно нежными. От грубой жадности киргиза не осталось и следа. Ласкает меня почти так, как ласкал мой первый муж Максим в далеком-далеком моем родном времени. При каждом удобно случае Темир спускает с меня шаровары, я стою перед ним с голым задом и передом. Темир придерживает меня за попку и нежно гладит живот. Закрыл глаза и, наверное, мечтает, как будет в первый раз сажать на коня нашего сына.

Меня еще можно ебать на полную катушку, но Темир, опасаясь повредить ребенку, больше не ложится на меня. Я подставляюсь ему по-индийски. Это целая наука. Сначала я встаю по-кумански, нагнувшись, уперев руки в колени. Темирчик руками берет меня в самом широком месте, откуда начинаются ноги, сильно наклоняет вперед. Разгибаюсь, теперь мое тело параллельно земле, сцепленные пальцами кисти заложены за голову, локти широко разведены в стороны. Я упаду, если Темир отпустит меня, но он не отпустит. Его джигит, его степной батыр, член, хуище проникает в меня. Не глубоко, его головка щекочет вход в женскую глубину. Дальше нельзя, там, в глубине живота, наша деточка!

В конце октября киргиз-кайсаки откочевывают на зимние пастбища, бабы с детишками поселяются в зимовьях. Они похожи на летовки, но плетеные стены двойные, промежуток между ними набит землей. Теперь над головой не стропила крыши, а потолок, Хорошо сбитые двери ведут в утепленные сени. В доме несколько комнат и печь, которую топят сухим навозом (кизяком) . Целое лето рабы из похищенных русских, куманов и других инородцев лепили из коровьего навоза кирпичи, сушили их на солнце. Около нашего зимовья целый штабель кизяка, которым я и топлю печь.

Меня больше нельзя никак - живот начинает округляться. Как-то мой киргиз перенесет длительное воздержание?

В степи дует пронзительный ветер и Темир возвращается из табуна промерзший насквозь. Ест, пьет горячую шурпу и чай, заваливается спать. Я заголяюсь, лезу к нему под одеяло и ложусь на Темира сверху - грею мужа своим телом. Помню, перед тем, как лишил меня девичьей невинности, он сказал: "лежать на тебе будет мягко и зимой спать с такой тепло". Мне на нем не особенно мягко, но я отдаю свое тепло, грею промерзшего в степи мужа.

Во сне Темир кладет руки на мой зад. Мужская душа Виктора Долгих с иронией наблюдает, как он запустил пальцы в ложбинку между ягодиц Наташи и прикоснулся к сжатой дырочке ануса. Спит богатырским сном киргиз, не отпуская попки своей жены.

Утром до света дою коров, кормлю мужа, укладываю в его котомку запас сухого сыра и вяленого мяса. Темир уезжает - иногда до вечера, иногда на два-три дня. Тяжела зимняя работа кочевника.

Табуны пасут по очереди. Бывает, что Темир проводит дома целую неделю и в нем пробуждается мужское желание. Он становится мрачен, раздражителен и уходит спать в другую комнату. Член у него торчит постоянно - мужик то молодой!

Мне его жалко и я предлагаю:

- Темирчик, дай я тебе ротиком, отсосу...

На лице у него ничего не отражается, но чувствую, что Темир смущен, колеблется.

Быстро спускаю с него штаны, беру чашку с теплой водой и обмываю его мужские причиндалы. Промокнула полотенцем и, чтобы поддразнить мужа, говорю:

- Он у тебя самый красивый.

Слова Темира полны снисходительного мужского превосходства:

- А ты другие видала? - несуразные слова женщины мужчина привычно отнес на счет недостатка ума у нее - так ему легче ощущать свое превосходство.

Знал бы ты, муженек, сколько я, Витя Долгих, повидала членов, кроме твоего, разумеется: три в передке и еще один в заднице. Но об этом я молчу... никому не рассказывала, что похититель сломал невинность моей попки до того, как доставил в стан киргиз-кайсаков.

Лизнула головку члена языком и взяла в рот. Темир хватает меня за уши и притягивает к себе голову, член упирается мне в глотку. Я кашляю и выпускаю члени изо рта.

- Темирчик, не так глубоко.

Сосу, облизываю головку и чувствую, как в ней пульсирует кровь. Темир вцепился мне в волосы и тяжело дышит. Член начинает толчками выбрасывать семя в мой ротик. Глотаю, но по подбородку течет. Наконец, облизываю головку, Темир облегченно вздыхает и, подняв меня с пола шепчет:

- Спасибо!

Весенний выезд на летние пастбища для меня труден. При моем огромном пузе Темир с трудом водрузил меня на самую спокойную кобылку. Доехали, обживаем летовку, Темир старается как можно реже отлучаться. И вот в первых числах июня наступает мой час. Женское тело Вити Долгих вознамерилось рожать киргизенка. Я вою от боли первых родов (те не в счет, тогда я был в другом женском теле) , вокруг меня хлопочут старухи. Еще бы, парень Виктор Долгих в очередной раз рожает. Но для всех окружающих это рожает своего первенца русская Наташка, баба лихого киргиза Темира.

Боль рвет все тело, я места себе не нахожу: то встаю и брожу по летовке, то опять валюсь на кошму. Мой вход, до этого знакомый только с членом Темира, постепенно расширяется. Наконец, старухи говорят, что показалась головка ребенка. И вот он рыбкой выскользнул из меня. Мальчик...

И в прошлом, и в этом женском воплощении я не устаю удивляться, какое наслаждение испытывает женщина, поднося сосок груди к ротику рожденного ей младенца. Все мои интересы сосредоточены на нем. Говорят, что кормящая женщина подобна солдату новобранцу, ей постоянно хочется есть и спать. Это так.

Матушка Матрена и старухи постоянно лезут с советами. И никто из них не догадывается, что Витя Долгих опытная мамаша, все это у него уже было в прошлой жизни: умеет и кормить, и пеленать свое чадушко.

Прошло два месяца и снова я лежу под своим мужем, а он насаживает меня на свой инструмент и ебет в свое и мое удовольствие...

Так я прожил в замужестве за Темиром долгих десять лет и за это время родил ему четверых детей. Тело мое одрябло и погрузнело, груди с темными сосками висят пустыми мешочками, достают до пупа. Подождите, рожу следующего, и они пополнеют налитые молоком. А рожать еще предстоит много. В теле казачьей дочери Наташки мне всего то двадцать шесть лет. Но главное, муж любит меня и наших деточек.

Недавно ему предлагали купить очередную девку Наташку, похищенную у русских переселенцев "самоходов". Честно скажу, я страшно испугалась, спорить с мужем не посмела, но расплакалась. Все представляла, как она голой будет ждать моего Темира, как он будет ей задницу мять и титьки щупать. А потом она ляжки разбросит и примет его в себя. Понятно, молодое тело лакомо. А на меня внимания больше не обратит. Но не купил Темир девку, только посмеялся. А мне сказал:

- Поехали в степь.

Далеко уехали. Поднялись на курган, слезли с коней и, о счастье, он раздел меня и ласкал голую посреди степи. Как он кусал мои соски! Как мял груди и ставший таким пышным зад! Чувствую, что у меня между ног только что не ручьем течет. И тут он говорит:

- Становись по-индийски.

Засунул мне от души. Я такое испытала, улетела от наслаждения и кричала на всю степь. И так рада была, так рада. Такое наслаждение доступно только женщине, но уж никак не мужчине. Бедные мужчины! Получить наслаждение, дойти до оргазма они могут только головкой члена. А женщина получает оргазм не только влагалищем, но губками, клитором, грудями и их сосочками. Достиг мужчина оргазма и поник, ничего ему больше не надо. А женщина? Она может испытать несколько оргазмов, пока в нее муж не спустит и не успокоится.

А недавно мы с мужем ездили в нашу станицу повидаться с родной матушкой, показать ей внуков. Встреча получилась прохладная. Особенно ее потрясло, что я хожу в штанах. Мама грустно вздыхала:

- Некрещеные, басурмане они у тебя и ты басурманкой стала.

Духовная связь между нами угасла. Мне гораздо ближе родной матери и понятнее ее Наташка-Матрена, мать моего мужа. Не по своей воле оказалась я его женой, но смирилась, стала своей среди кочевых киргиз-кайсаков. А Темир, как и прежде жаждет моего тела, трахает меня, новых детишек делает.

Я для него Женщина-Мечта. Настоящая попутчица в этой жизни. Та, которая всегда поймет своего мужчину, умеющая не только умно молчать, но и дать толковый совет. Заботливая мать. Отличная хозяйка. Физически здоровая. Сладкая любовница с крепкими ляжками, пышным задом и мягкими титьками. Женщина со вкусом и тактом, которая умеет приласкать своего мужа, убедить его, что он самый-самый, красивый, сильный, ЖЕЛАННЫЙ.

А для меня Темир это Мужчина-Мечта. Бог создал Темира, а я воспитала из него мужчину. Понимающего с полуслова, того, с которым можно обсудить любую проблему. Умеющего и промолчать, и дать толковый совет. Заботливого отца и отличного хозяина. А какой он любовник, добытчик и надежная опора! Всегда здоровый и бодрый. Настоящий попутчик в этой жизни.

Но и эта семейная жизнь оборвалась столь же неожиданно, закружилась голова, потемнело в глазах и исчезли мои дети, муж и соседи-кочевники.

ЭПИЛОГ

Я пришел в себя на скамейке в сквере моего родного города. Опять превращение. Но на мне полное одеяние замужней женщины киргиз-кайсаков: шаровары, туфли с загнутыми носками, меховая шапка на голове. Щупаю свою грудь и обнаруживаю под рубахой обвисшие сиськи многократно рожавшей женщины. Ничего не понимаю - где мой муж кочевник, где дети, рожденные от него?

Рядом со мной материализовался из воздуха человек, удивительно похожий на актера Басилашвили. Дорогой серый костюм, шляпа сдвинута на затылок, в руке держит трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду - лет сорок с лишним. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, наружные концы их взлетают выше переносицы. Господин, здороваясь со мной, приподнимает шляпу:

- Разрешите присесть, господин Виктор Долгих, или вы предпочитаете обращение "товарищ". - В его речи чувствуется легкий иностранный акцент, только не пойму, какой.

Моя голова опять идет кругом, мысли разлетаются, и я только молча киваю. Как он узнал меня в теле пожилой женщины, жены кочевого киргиз-кайсака? Угадав мои мысли, господин улыбнулся не без приятности и жестом фокусника достал из воздуха кусочек картона.

- Позвольте представиться. - И протянул мне визитную карточку с золотым обрезом. Читаю:

мессир Воланд.

Профессор черной магии, Демиург

Проходящий мимо мужчина косится на мой наряд и сердито говорит:

- Понаехали сюда азиаты черножопые. - Мессир Воланд начертил пальцем круг перед нами, который вспыхнул зеленым светом и погас. - Это, чтобы нас больше не беспокоили, - пояснил он.

- Я воспользовался моментом вашего очередного превращения, - продолжал мой собеседник, - чтобы задать один, но очень важный для меня вопрос. Дело в том, что в нашем ведомстве давненько идет спор, который я не в силах разрешить. И это при моих, верьте слову, достаточно больших возможностях. Вы испытали плотскую любовь и будучи мужчиной, и в качестве женщины, поэтому, не откажите в любезности, ответьте. Поверьте, ваше мнение, как эксперта, для меня очень ценно.

Мои чувства постепенно приходили в норму, несмотря на абсурдность этой встречи.

- Я всегда думал, что сатана всемогущ, что ему известно все.

- Далеко не все. - Покачал головой мессир Воланд. - Мне извенстно прошлое и будущее, но не любовь. Хотите, я открою вам страшную тайну, только никому о ней ни слова! Знаете, почему я так несчастен? Потому, что всеми силами хочу полюбить, но это мне недоступно. А причина проста - дьявольским силам не подвластно то, чего нельзя купить за деньги. Так вы готовы ответить на мой вопрос?

- Если вам ведомо будущее, то, прежде чем отвечать на вопрос, я хотел бы знать, что мне предстоит в новом превращении?

- Вы действительно хотите знать свое будущее? - голос Воланда стал грустным. - Люди постоянно вопрошают меня об этом, но, поверьте, это не делает их счастливыми. Вижу, что не убедил вас. Итак, ведьма, мамаша девочки (с которой вы поступили, прямо скажем не по джентельменски) заказала силам ада 100 ваших превращений. Она была настолько зла на вас, что отдала в качестве оплаты свою бессмертную субстанцию. Да, да, ту самую, которую люди называют душой. Весьма неразумный поступок, теперь этой особы не стало в подлунном мире, исчезла! Что касается вас, то воплотитесь в средине восемнадцатого века девушкой из племени людоедов на Соломоновых островах.

- Понятно, - сказал я - всю жизнь буду ходить голой, нарожаю кучу негритят, а потом приплывут европейцы и заразят меня сифилисом. Так?

- Нет, не так. В день появления в том мире вас захватят воины соседнего племени и съедят.

- Заживо?

- Видите ли, каннибалы Соломоновых островов большие гурманы, они считают лакомством филейные части и молочные железы девушки. Но для угощения всех воинов одной девушки явно недостаточно, - мессир Воланд сокрушенно развел руки и продолжил, - поэтому вас соответствующим образом подготовят. Ваши означенные части густо нашпигуют иглами одного ядовитого растения и подождут, пока они распухнут до немыслимых размеров. И в это время вы еще сможете лицезреть, как готовят земляную печь и накаляют в ней камни, среди которых вас будут запекать. После смерти вы воплотитесь на рынке рабов в древней Антиохи, где вас купит один весьма неприятный человек, поставляющий рабынь в городские бордели. Продолжать дальше?

Не надо, Давайте ваш вопрос.

- Мне желательно знать, кто, мужчина или женщина, испытывает большее наслаждение в момент любовного соития? - Моего ответа он ждет с явным нетерпением.

- Несомненно, женщина испытывает в десятки раз большее наслаждение, если только это любовное соитие, а не насилие над ее телом. Вы, мессир, удовлетворены моим ответом?

- Полностью удовлетворен. И в знак признательности готов исполнить одно ваше желание. Не спешите, ведь это должно быть самое заветное желание.

Предложение это было для меня неожиданным, я внутренне уже был готов отправиться к людоедам и подставить попу негритянки для шпигования ее ядовитыми иголками. Но тут блеснула надежда прервать эту адскую карусель, вернуться к нормальной жизни.

- Я хочу, я требую, - сказала Наташа, - чтобы меня вернули к моему любимому мужу Максиму, чтобы мы с ним больше не расставались и умерли в один день.

Как приятно ощущать свое молодое, ухоженное тело. На мне снова любимое зеленое платье, которое стало тесновато в талии - животик то мой располнел!

- Наташа, ты куда пропала? - Максим быстрым шагом подходит к нам.

Вот он, мой родной. Сердце сладко сжимается, радость буквально выплескивается из меня. Максим крепко обнимает, потом отстраняется и в его глазах тревога.

- Наташа, что с тобой? Ушла в аптеку и не возвращаешься. Где ты задержалась? Я так волновался. - В голосе Максима любовь пополам с тревогой.

- Ваша жена почувствовала себя плохо и присела на скамейку отдохнуть. Вместо нее я сходил в аптеку и получил необходимые лекарства. - Мессир Воланд достал из кармана несколько стандартных упаковок.

- Спасибо, - говорит Максим - сколько я вам должен?

- О, сущая чепуха! Я был рад помочь вашей супруге: мы с ней мило побеседовали. Вы даже представить себе не можете, насколько удивительная жена вам досталась! Берегите ее.

Я встаю и обнимаю своего мужа, приникаю, прилипаю к ему.

- Пойдем домой.

И мы возвращаемся в наш дом, в наше гнездышко, и только я знаю ему цену. Столько пережить, побывать женой и любовницей стольких мужчин, родить и вырастить целую куче детей, и все для того, чтобы убедиться в очевидной истине: мне всего дороже мой муж Максим. Его я люблю, буду заботиться о нем, с радостью раздвигать под ним ляжки, принимать в себя семя и рожать его детей.

Какими смехотворными проблемами мужчины и женщины заполняют свою жизнь! Мы плачем, страдаем, гоняясь за деньгами, смеемся, воображая, что наши проблемы самые большие и значимые, забывая, что на свете есть только одна ценность - ЛЮБОВЬ.

Я лежу на кровати. За окном зима. Серое небо пуховым одеялом нависает над землей. С таким животом я похожа на огромный аэростат. Только живот не тянет меня вверх, а всей своей тяжестью прижимает к земле. Двигаться уже трудно. Да и лень.

Я лежу на кровати и мечтаю, фантазирую о ребеночке, своей и Максика кровиночке, который скоро появится на свет. Появится, чтобы я его любила, и чтобы он любил нас.

А потом мы снова начнем играть с Максимом, кувыркаться в различных позах. Лениво думаю: "понравится ли ему, если я встану под ним по-кумански, по-индийски, сяду на его член по-арабски". В перерывах между кувырками буду с наслаждением позировать голой своему мужу художнику. И снова будет расти у меня живот-аэростат. Пусть у нас будет много деточек.